Логичная версия. И, все-таки, она ей не вполне нравилась. Да, на табак завязаны колоссальные деньги — но не настолько колоссальные, чтобы угроза этим деньгам заставила охотиться за ней с таким остервенением, привлекая силы, способные вычислить и установить, где и под какой маской она скрывается…
Вернее предположить, что охота связана с последствиями другой операции, провернутой чуть больше месяца назад. Операции, которая для неё лично благополучно завершилась в Париже… и сигнал к началу которой (денежный перевод, сопровождаемый строго определенным текстом) она получила из Польши. Вот это была операция такого масштаба, который вполне оправдывал любую последующую охоту за её участниками. Всего ей, естественно, известно не было, но по тому, что ей пришлось совершить — по характеру выполненных ею заданий — она сумела догадаться о многом. О том, например, что успех этой операции в определенной степени мог решить, кто станет будущим президентом России — тем президентом, с которым Россия встретит первые годы двадцать первого века…
Если кто-то до сих пор хочет свести на нет успех этой операции и видит к тому определенные шансы и возможности…
Да, тогда охота за ней объяснима. Объяснима отчаянность этой охоты, объяснима информированность её противников.
Пошли дальше. Раз её роль была отыграна в Париже, и именно в Париже она передала свои полномочия другим «контрагентам», одному американцу в том числе, то логично предположить, что надзор за финалом операции осуществлял человек Повара в Париже — человек, сидящий здесь много лет и законспирированный лучше некуда.
Кто он, этот человек?
Откуда ей знать?
Одно можно было сказать: у этого человека, кто бы он ни был, есть определенные связи с Польшей, раз он именно из Варшавы отправил ей перевод. Причем, не в первый раз… Лет пять или шесть назад именно из Варшавы пришел к ней заказ (вернее было бы сказать, приказ, если бы этот приказ не сопровождался огромной суммой наличными) на «зачистку» той ветви чеченской мафии, которая окопалась в Берлине и безумно мешала жить и нашим, и немцам. А в прошлом году именно через Варшаву была переоформлена часть денег за…
За что, лучше не вспоминать.
Но ведь где Польша — там и Калининградская область?
Нет, в общем-то, не обязательно. Хотя вполне вероятно.
А в итоге…
Она сама поразилась тому, как четко в минуты опасности начинает работать её мозг.
Если «парижанин» Повара жив, то вряд ли она сумеет его вычислить и выйти с ним на связь.
А вот если с ним что-то стряслось, то возможность узнать, кто это, имеется.
Надо проглядеть всю хронику происшествий за последний месяц — не попадется ли среди погибших выходца из Советского Союза, имевшего крепкие связи с Польшей.
Маловато зацепок, но, все-таки, кое-что.
И если она, по крайней мере, установит, что человек Повара погиб, то будет знать, как и откуда ей самой угрожает опасность.
Она закурила, обдумывая, как лучше всего взяться за дело.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
…И было первое января восьмидесятого года. Часа четыре дня, пожалуй, и зимний день уже погас, сменился густыми сумерками, а мы с Наташей только-только проснулись, и были ещё в самом что ни на есть утреннем настроении — почти невесомом, когда легкость рождается из нервного напряжения. Особенная легкость, часто пронизывающая утро после большого праздника. Иногда за этой легкостью у тебя возникает нечто вроде недовольства собой, но это уж… Это уж, по-моему, от общей неровности состояния, физического и душевного, после праздничных дней.
К Наташе мы добрались около трех часов ночи. И дальше… Мы быстро оказались в постели, и пошло время, принадлежавшее, как могло показаться, только нам. Не знаю, что сыграло роль, почему я оказался так ненасытен и да, можно употребить это слово — одержим, почему каждое прикосновение к Наташе будило во мне новые и новые желания. Пожалуй, я бы отнес это к остервенению, к тому остервенению души, которое и тело превращает в туго сплетенный канат, не знающий усталости и износа, к остервенению от выпитого, к остервенению от мысли о рухнувшей жизни, к остервенению от всех новогодних разговоров и всех неприглядных рож, вращавшихся возле нас… И чем ожесточенней сердце перекачивает кровь, тем быстрей и горячей эта кровь бежит по жилам, тем острее становятся все чувственные ощущения мира — и, конечно, самое главное и яркое из чувственных ощущений, ведь, сами знаете, крепость и устойчивость «детородного органа», округлого хряща, змеиными сжатиями и разжатиями твердых мускулов готовящего до спазма блаженный разряд животворного яда, в первую очередь зависит от прилива крови…