— Мамина квартира больше стоит! — Курьер
опять поправил волосы.
— Чё о? — Лена склонила голову набок и засты
ла. Нохчи технику, чтобы преодолевать возражения, она еще не изучала. — В общем так, — она понизи
ла голос. —Взял чемодан. Вот тебе адрес. И пулей
туда, ты меня понял? Пулей отвез документы. Мне от
звонишься по приезде. Ясно?
— Типа того...
— Я не слышу! Что за «типа того»?! Ты хочешь с
работы вылететь? Я тебе это легко устрою. Один зво
нок вашему директору, и все! Чтобы через двадцать
минут был на Шмито´вском проезде, ты меня понял?
— На Шми´товском, — вполголоса брякнул курьер.
— Ты ща у меня в Бутово окажешься! Грамотный
самый, что ли? Самый москвич? Еще раз в этот офис
опоздаешь, считай, тебя уже уволили. Чемодан взял, быстро!
— Да взял, взял, — курьер схватил чемодан, вы
тер рукавом лоб и дернул дверь на себя.
Москва, я не люблю тебя
35
«С вами, козлами, только так!» — подумала Лена и
откинулась на спинку кресла, весьма довольная собой.
— Уехал? — высунулся из за двери Саслан.
— Пулей улетел, — улыбнулась Лена.
— Ты грозная уапщэ стала, да? — Саслан погла
дил щетину. — Рвала его, как грелку, Богом клянусь!
Молодец!
— А как еще с такими?
— Это да. Ну, я к тебе скоро загляну. — Он по
слал Лене свою фирменную улыбку и закрыл дверь
кабинета.
«Как не попасть на паленое бухло в Египте» —
обозначилась новая тема в группе R&B. Офисные ча
сы показывали час дня. До обеда оставалось немно
го, до конца рабочего дня — как получится. «Ку
ку» — ойкнула ICQ.
«Lenok ti kak?!!)))» — интересовался пользова
тель Lapa Glamur.
«Устала как собака((», — набрала Лена и встави
ла раздраженный смайлик.
«Kak ya tebia ponimau, zaya. Derzis. Lovi prikolniy demotivator s kotom=)))
«Ловлю», — написала Ленка и снова скинула под
столом тесные туфли.
ПРИРУЧАЯ ДРАКОНА
Денис. Тринадцать часов
В этом мотиве есть какая то фальшь, Но где найти тех, что услышат ее?
Подросший ребенок, воспитанный жизнью
за шкафом,
Теперь ты видишь Солнце, возьми —
это твое!
Фильм «Безъядерная зона»
— Грамотный самый! Нет, так же, как и ты, ПТУ за
кончил! — передразнил я девушку уже в кори
доре. — Самый мааасквич...
Выходя из здания, на секунду задержал взгляд на
табличках, прибитых у входа в офис. Обе золотые, од
на — поярче: «Трейдинвест переработка инкорпорей
тед лимитед», вторая, чуть ниже, кажется, раскрывала
суть дела и поэтому была аскетична: «Кафе Чеховъ».
Теперь даже не стесняются себе позволить такой сар
казм. Интересно, почему я до сих пор не видел «Ка
фе Дагов» или «Кафе Ингушей»? А «Кафе Москвич», видимо, они только любовницам покупают...
Москва, я не люблю тебя
37
«Самый мааасквич»... наверное, сегодня эта фра
за звучит как насмешка или оскорбление. Сколько лет
этой лимитчице? Двадцать три? Двадцать четыре?
Впрочем, это не имеет значения. Когда мне было
двадцать четыре года, слово «москвич» приезжими
девушками иначе, чем с подобострастием не произ
носилось. Это было во времена, когда московская
прописка была линией социального фронта и цени
лась выше, чем дорогие часы или джип, или на чем
теперь крутые ездят?
Во времена, когда подобные особи женского пола
даже теоретически не могли попасть в поле моего зре
ния и сидели в резервациях типа студенческих обще
житий или снятых на четверых малогабаритных квар
тирах в спальных районах. Мы жили на разных пла
нетах. Моя находилась в созвездии Садового кольца, а их... там, где все остальное. Там, где Кузьминки или
Марьино. В общем, это было, когда мы презрительно
цыкали в сторону малиновых пиджаков на «Чероки», мерялись прочитанными библиотеками, а дресс кодом
в нашем кругу служил «Улисс» Джойса с пометками на
полях, сделанными как можно более небрежно...
Когда мне было двадцать четыре... Кажется, поза
вчера, а на самом деле — одиннадцать лет назад. В
тысяча девятьсот девяносто девятом. Блестящий вы
пуск ВГИКа лета 1999 го. Поколение надежд. В на
шей компании были свои Тарантино, Кэмерон, Гай
Ричи, и даже Годар. Мир грозил превратиться в пыль, узрев наши дипломные работы. Это было так свежо, так необычно. Поколение гениев, у ног которых ле
жала залитая солнцем, чуть пыльная и еще не так изу
38
Сергей Минаев
родованная Москва. Всего пара лет нужна была мо
лодым богам, чтобы раз и навсегда войти в элиту рос
сийского кино. Стать настоящими небожителями. Па
ра лет — осмотреться, выбрать самого достойного из
спонсоров, небрежно долго провозиться с кастинга
ми, попутно отвергнуть самых значимых (а значит, са
мых надоевших) больших актеров, а найти двух нар
команов, трех проституток (одну из них беременную) и одного бомжа. И утвердить на главные роли. Потом
отвалить на фестиваль в Берлин — развеяться. Вер
нувшись, снять несколько рекламных роликов, для за
полнения прорех в карманах, а на завтра приступить
наконец к съемкам главного фильма ЭПОХИ. Конечно, артхауса.
Поколение надежд. Наследники Эйзенштейна, Шукшина и Тарковского. Стоит ли говорить, что ни
один из нас, выпускников того года, не снял ни од
ного фильма. Или снял один — самый главный
фильм своей жизни, — но его так никто и не уви
дел. Как я, например. Золотая молодежь излета за
тянувшихся для нас конца восьмидесятых. Слишком
обнадеживающая, слишком талантливая, слишком
амбициозная, чтобы что то сделать.
Одиннадцать лет назад. Все осталось там, во време
нах, которые мой друг — мент Петя (папа профессор, мама доцент) называет временами, когда пейджер еще
был ПЕЙДЖЕРОМ, а мобильный телефон МОБИЛОЙ! Вы
пуск одна тысяча девятьсот девяносто девятого года.
Это было в прошлом веке, а мы и не заметили...
Теперь, по прошествии времени, малиновые пид
жаки стали владельцами бизнеса с высокой капи
Москва, я не люблю тебя
39
тализацией, сменившими джип «Чероки» на «Бент
ли», провинциальные девушки уже не испытывают
пиетета перед пропиской (см. капитализацию и
«Бентли»), а я неожиданно для себя осознал, что
Марьино — это не где то на выселках, а всего во
семь остановок от центра, а само слово «москвич»
получило унизительное прилагательное «сааамый»
в придачу.
Тем не менее компания институтских друзей все
так же собирается по пятницам в нашей квартире на
Остоженке, коротая вечер за игрой в преферанс, об
суждением андеграундного кино и музыки, выставок
маргинальных художников и полуподвальных теат
ральных постановок наших знакомых.
Мы старательно продолжаем притворяться, будто
живем в анклаве, прочно защищенные шумоизоляци
ей и фильтрами, пропускающими в наш мир только те
новостные, культурные и политические события, кото
рые интересны нам. Все это время мы внушали себе, что жизнь продолжает строиться по формуле: люди
существуют в тот момент,когда мыс ними разговари
ваем, и до тех пор,пока мыс ними разговариваем.
Я уверен, что каждый из нас в глубине души по
нимает, что главная задача этого условного культуро
логического фильтра — не пропустить одну мысль: мир изменился. Фильтр помогает нам не верить в то, что P J Harvey больше не является молодой принцес
сой андеграунда, да и мы из категории талантливых