Он подписал автограф Яну: “Яну — от Глеба”. Глеб (который не Рудольфович, а Алексеевич) потом жалел, что не взял тогда у рокера автограф — забавно бы смотрелась надпись “Глебу от Глеба”.
Ян и два Глеба попросили арт-менеджера клуба сфотографировать их втроём, и в результате на мобильном появилась та самая фотография — мозаика из разноцветных пикселей.
Глеб и Ян договорились тогда с этой девушкой, арт-менеджером, что выступят на сцене клуба со своими стихами. Мол, мы студенты Литературного, мы толпу людей приведём, в накладе не останетесь. Глеб, конечно, не поэт, он прозаик, но зависть к читающим свои вирши со сцены рифмоплётам иногда заставляла его вписываться в подобные авантюры.
Пока Глеб отлучился из города, Ян изменил концепцию. Выкинув Глебку из уравнения, он заменил его на литовских товарищей Андрея Смертникова и Александра Родимцева, а также пригласил Арса-Пегаса и Михаила Кедреновского — известных в Москве молодых поэтов. Глеб не обиделся — действительно, какие стихи, с какой ещё такой сцены? Что за глупости?
В назначенный день толпа народа долго стояла у клуба. Пришло, по мнению управляющих, очень мало людей, и это их разозлило. Тем более, что Арс-Пегас за день до этого читал свои новые стихи бесплатно, так что никто на следующий день слушать старые шлягеры за деньги не пришёл. Понимавший, что так оно и будет, Арсений к тому же напился и лыка не вязал.
Глеб тем временем смешил на улице малознакомый народ.
— Надо бы отметить свой дээр как можно оригинальней, — заявил он.
— Не пить?! — засмеялась тогда одна незнакомая девчонка.
— Ага! — смеялся Глеб. — И с тортиком!
Он допил банку алкогольного коктейля Trophy, шумно смял её и выкинул в урну. Вот все потом будут шутить про две тысячи седьмой год — “сентябрь в огне, убийца плачет”, канал альтернативной музыки A-One, баллоны “Блейзера” и прочее — у Глеба в Уфе такого две тысячи седьмого не было. Раньше молодой организм знал только два алкогольных напитка — пиво и водку (и шампанское на Новый год), так что именно в две тысячи девятом он открыл для себя баночные алкогольные коктейли и удивлялся их разнообразию и большому количеству разных вкусов. (Естественно, после шести лет в насквозь пропитом общежитии Лита здоровье Глеба всем этим дешёвым а́лкоголем будет сильно потрёпано).
— Хочешь фокус? — спросил у девушки Глеб. — Алле-оп! — и из рукава вынырнула ещё одна банка кислотно-зелёного цвета.
Он потом проделал этот аналогичный фокус ещё несколько раз — он закупил в магазине восемь банок и рассовал их внутри рукавов.
К нему подошла одна незнакомая барышня и обратилась:
— Глеб, можно я у тебя отопью?
— Откуда ты меня знаешь? — спросил он.
— Ты на “ЛитПоне” у Арса-Пегаса отнял у него мою ковбойскую шляпу, бегал по клубу от охраны, отказывался возвращать.
— Просто пей, — протянул банку ошеломлённый Глеб.
Сам-то он помнил только, как разбил бокал во время выступления поэта и на глазах у двух товарищей и пары девушек, к которым они подсели, пытался резать вены. Он ещё так профессионально раздобыл тогда бокалы для пронесённого в литературное кафе вина.
— Можно нам шесть бокалов? — спросил он у официанта за барной стойкой, в то время как в метре от него Арсений Молчанов читал стихи, и вся публика в кафе глядела на него. Поэта пришлось даже немного подвинуть, чтобы не мешал добывать тару для пакетированного красного вина.
— Шесть бокалов чего? — хмуро спросил официант. — У нас нельзя со своим.
— Псст, — Глеб поманил парня поближе. — Видишь, вон бабы сидят? — прошептал он. — Представляешь, пить отказываются! Сейчас я перед ними поставлю бокалы, и как бы поставлю перед фактом, что пить придётся.
И так Глеб раздобыл тогда бокалы, разлили на всех исподтишка винцо, потом он специально разбил бокал под столом, потом — порезанная куском стекла рука, потом, видимо, ковбойская шляпа. Это современная поэзия, детка!
Банки Trophyзакончились, и администрация “Ниагары”, так и быть, запустила пьяную толпу студентов в клуб. При входе всех обшманали, и у Глеба отняли жёлтую пачку M&M’s, потому что “нельзя со своим”.
На сцену, почти заломив руку, вывели Сашу Родимцева. Тот прочитал немного своего, после чего выразил общее мнение по отношению к ситуации, развернулся, нагнулся и пошлёпал себя по заду, после чего его выдворили со сцены, а всех остальных — из клуба.
На выходе Глеб попросил вернуть свой M&M’s, а потом сказал, что этот не его — ему нужна жёлтая пачка, с орехами.
Ян затем прочитал свои стихи тем, кто сразу не разъехался, там же, за домом, — он всё-таки на этот вечер даже родителей пригласил. Затем он с ними отъехал, а оставшаяся толпа пошла шляться.