И вот сел я однажды осуществить важный звонок, в Россию, а мне там автоматический голос в трубке - после набора кода - и объясняет, что соединить меня не может...
Я начал разбираться.
- Спасибо, что позвонили в Bell Atlantic! - опять какая-то барышня-телефонистка нежным голосом говорит, как будто влюбилась в меня на расстоянии. - А мы вам вот toll-service, межгород то есть, отключили! За неуплату!
- Да вы что там себе, понимаешь, позволяете?! Да у меня... - и так далее.
- Спасибо, что позвонили в Bell Atlantic! - опять за свое она. - Вы как только уплатите, так мы вам сразу и включим, не волнуйтесь.
В этот раз мне у них ничего оспорить не удалось. Пришел домой, перерыл кипу бумаг - и точно, и счет они присылали, и даже предупреждение: с такого-то числа отключим межгород, а с такого-то - и вообще все. К бумаге было примечание, что если в семье есть больной, то пусть его лечащий врач позвонит на станцию, и они еще целый месяц мне ничего отключать не будут...
Бюрократы, конечно, жуткие, что и говорить. Наши против них просто дети. Мне давно это эмигранты говорили, но я не верил, пока сам не убедился.
А дело было так.
Прихожу я однажды в Нью-Йорке в аэропорту в rent-a-car машину брать.
- А вы заказывали?
- Нет.
- Тогда не дадим.
- Машин, что ли, нет?
- Да полно машин, только без заказа у нас не положено выдавать.
- Да ладно вам!
- Ничего не ладно.
- Ну так и что же мне делать?
- Что - что? Вон же телефон висит на стене, бесплатный причем. Вот и позвоните по нему и закажите. Нам заказ спустят, и берите себе машину.
Звоню.
- Спасибо, что позвонили... - и так далее. - Вам на когда машину? И откуда? И сами вы где?
Отвечаю, что прям щас и прям тут. На том конце, заметьте, ни смеха, ни удивления. Они все меня продолжают расспрашивать: сколько дверей, размер, цвет... Мне, говорю, машину любую, но чтоб ездила. Нет, отвечают, не положено так, надо весь бланк заполнить.
Поговорили минут восемь, недолго. Все утрясли.
- Минуточку! - говорю. - Вот мы с вами сейчас беседы вели, а вы где сидите?
- Как - где? В Оклахома-Сити.
Неплохо, правда? А по расстоянию это будет - навскидку - как от Москвы до Красноярска. Причем свободные машины, которые на стоянке, я из окошка вижу, пока вот так в Оклахому звоню... По бесплатному межгороду, который непременно же будет включен в мою арендную плату за машину... Молодцы, ловко устроились!
Потом телевизор решил подключить. В принципе розетка кабельной сети есть над плинтусом, но надо, чтоб ее подключила кабельная фирма. Позвонил. Приехал человек оттуда и установил какую-то кабельную штуковину. Потом еще с полчаса повозился на улице с распределительной коробкой. Дал мне подписать наряд. Вот он уже уходит... И тут я вспомнил, что на чай им надо давать. И вот я даю ему на этот чай два доллара. Он долго благодарил: "Спасибо, сэр, большое спасибо, сэр" и, кланяясь, пятился к двери...
Сколько надо в русской Москве дать, чтоб человека так вот порадовать? Причем не учителя какого, не слесаря, но специалиста с месячной зарплатой тыщи в две долларов?..
Не помню, дал ли я что бродячему морильщику тараканов, который сразу предупредил, что его послал хозяин квартиры. А дать ему надо было точно. Всего-то вроде делов - он только помазал чем-то невонючим в углах...
- И что, - спрашиваю, - не любят они этого?
- Наоборот, - говорит, - накинутся так, что за уши не оторвешь! Страсть как это дело любят. Ну и подыхают...
Однако странная вещь: после я там еще полгода жил - и ни одного таракана!
Важное завоевание американской демократии - единообразие в одежде. Они как будто в униформе ходят! Особенно это видно в местах скопления народа - на ярмарке, в супермаркете, в баре, в универмаге... Лето: длинные широкие шорты, просторная футболка навыпуск, разумеется, кроссовки, возможна бейсболка. Так одета вся семья - папа, дети. И нестарая хорошенькая мама тоже; ей почему-то неинтересны босоножки, лодочки, мини-сумочка, летящие соблазнительной легкости платья, и походка ей не нужна, которая этому всему впору и которая притянула бы досужий глаз...
Лето прошло - переходят на другую форму одежды: тяжелые бутсы, голубые джинсы, байковая рубашка навыпуск и/или свитер, короткая куртка на густом синтепоне. И почти всегда - бейсбольная кепка: холодно же, а другого головного убора не бывает - Техас со шляпами не в счет.
Может, это одно из проявлений любви к демократии, трепетного отношения к этому слову? Что вот-де все равны - и пролетарии, и миллионеры. Все с виду одинаковы, все едят ту же пиццу и носят одинаковые бутсы. Там по виду не определишь, кто слесарь, кто бандит, кто капиталист... Это плохо? Или хорошо?
Самые большие и веселые, самые беспечные скопления людей, когда они все увлечены одним и тем же занимательным делом, - там, где что-то продают по дешевке. Хлам, конечно, но вдруг какой нужный! Это по выходным, особенно в хорошую погоду. Называться такое счастливое собрание может flea market (блошиный рынок). Или garage sale - если в гараже. А если на дворе, то yard sale. Люди выставляют рухлядь, которую жалко выкинуть, и продают за бесценок. За столько же это и покупают. Толчком к такой распродаже может быть предстоящий переезд, покупка дома или его продажа, - что угодно.
За 3 доллара на таком сейле можно купить, например, сломанный черно-белый телевизор; за 50 центов - ржавую сковородку. За 10 долларов - роскошное дубовое кресло, на котором обивка подъедена молью; 20 долларов - сосновый шкаф; 50 долларов - старинный дубовый стол в замечательном состоянии и четыре таких же стула; за 20 центов - чугунный утюг; за 200 долларов - "бьюик" семьдесят второго года на ходу, нуждающийся в ремонте; за 50 долларов тронутый ржавчиной "Ремингтон" двадцать второго калибра. Разрешения не надо он же выпущен до 1959 года и потому считается не оружием, а антиквариатом.
На том же основании на базарчике можно мимоходом купить советский армейский карабин СКС 1958 года, но в заводской смазке - ну такой, который у нас был у почетного караула возле Мавзолея. Стоит он обыкновенно долларов так 140, а к концу дня уступят и вовсе за 110. Не знаю, какая надобность заставляет их скупать эти карабины? Причем до того активно, что есть даже специальная индустрия по изготовлению пластмассовых лож и откидных прикладов к ним, их продают во множестве даже в супермаркетах. То есть деревянные детали выкидываются и ставится пластик; единственное неудобство, что тогда штык не складывается обратно в сложенное состояние. Опять-таки они и сами не могут объяснить, чем пластик лучше дерева и зачем им складной приклад. Некоторые к моему вопросу относились настолько серьезно, что сразу шли и покупали второй карабин и уж с него деревянное ложе не снимали никогда.
Итак, вы поняли, все эти базарчики не зря устроены - иногда удается приобрести нужную вещь почти задаром.
В общем, в итоге устроился я там и обжился. И даже неожиданно для себя стал местной знаменитостью и вообще модным человеком. Меня все принялись звать на праздники, а то и вовсе давать в мою честь званые обеды, в том числе и в лучших домах Москвы. Более того, иные семьи принялись звать к себе жить, суля все удобства, домашнюю еду и бесплатные уроки английского и обзываясь: "Только идиот будет при таком раскладе ютиться в мотеле" (в котором я поначалу ютился).
О том, что местные газеты выстроились в очередь, чтоб взять у меня интервью, и говорить не стоит, - это само собой разумеется.
А ведь поначалу я немало опасался, что люди будут меня сторониться, бояться, и избегать, и вменять антиамериканскую деятельность! Вот она, советская пропаганда, - надо же, как въелась... Впрочем, и американская пропаганда себе позволяла перегибы. Вот какой перегиб выпал на долю Елены Ханги, бывшей советской, а теперь американо-российской журналистки черного африканского происхождения (она еще ведет "Про это"). Однажды на трассе где-то в глубине Америки она была остановлена полицейским. Тот проверил документы и воскликнул: "Не зря я не верил американской пропаганде, которая советских людей изображала страшными злодеями! Оказывается, они такие же, как мы..." Полицейский тот был, разумеется, негр.