— Материк! — сказал Виктор Петрович. — Первая зимовка на материке, как у Борхгревинка. Был такой норвежец, слыхал?
— Да, но меньше, чем о других.
— Только через семьдесят лет после того как наши, русские, открыли Антарктиду, на материк ступила нога человека. Это был он. Парень был моим братом-натуралистом, а пошел в плавание матросом китобойного судна. Первая зимовка на материке, когда он возглавил научную экспедицию, — тоже его заслуга. Тогда ему было тридцать четыре. Молодость!
— Молодость, — кивал Медведев.
Так они переговаривались, грея руки о стенки теплого ящика, но размышляли не о тех, кто открыл Антарктиду или ступил на шестой материк. Они жгли бензин, которого хватило бы сейчас перелететь на базу, появись она поблизости. Но жечь надо. А что будет, когда отполыхает последний литр горючего? И что будет, когда китобои их обнаружат? К айсбергу судно не пришвартуешь. Морская вода с высоты серая, но над подошвою она синяя, а если пенится, то молочно-голубая, все с тем же мертвым оттенком. Друзья — каждый про себя — прикинули на глаз: метров на полста можно подойти к айсбергу, не ближе.
Им стало не по себе.
Ночью они спали по очереди, забрав к себе в кабину остывшую печку. Теплее от этого не становилось. Тот, кто дежурил, держал на коленях ракетницу и обозревал смутно поблескивающую воду, сумеречные дали. Иногда где-нибудь на небосклоне возникал призрачный лунный свет без луны, свет тревожный и нерешительный. Тускнея и угасая, он оставлял ощущение какого-то увядания без расцвета. Становилось нестерпимо одиноко, накатывала странная боязнь, что спящий умер, тянуло тронуть его за плечо. Дежурный наклонялся к лицу спящего, вглядывался в него широко открытыми глазами…
Смена кончалась, один будил другою и радовался, что тот потягивается, зевает, трет глаза, отпускает несколько крепких выражений — всем проявлениям жизни. Отдежуривший устраивался поудобней и, мечтая хотя бы в сновидении сытнее поесть и согреться, сам погружался в забытье.
Утром их встревожили неопределенные звуки, идущие изнутри айсберга. В глубине горы, казалось, шла работа, кто-то с ворчаньем и треском продирался наружу. Этот зверь на время затихал, как бы прикидывая, где ему выйти, потом опять возился. Так длилось, наверно, с час. Внезапно друзья увидели, как из старых трещин посыпались голубые брызги осколков; звук раздирания прошел под твердью льда, отдавая в ноги, из утробы вырвался громовой гул, будто они были на маленьком вулкане; лед лопнул — они не сразу поняли где, и часть отвесной стены в некотором отдалении от машины обрушилась в море.
— На старичке живем, — заметил Виктор Петрович. — Песок сыплется.
Медведев хмуро отвел глаза. Опустив голову, он медленно стал прохаживаться, с силой притоптывая снег — три шага к вертолету, три обратно, и опять — три шага туда, три обратно.
— Ты что, как медведь в клетке? — негромко спросил Виктор Петрович.
Олег Николаевич прохаживался, не отвечая. Виктор Петрович подошел к нему.
— Так-так, — сказал он. И тут Медведев почувствовал, что падает.
Лежа на снегу, Медведев обернулся:
— Ты что? — Он еще был занят своими мыслями. — Это ты сделал? Или я споткнулся?
Виктор Петрович усмехался, расставив ноги.
— Поднимись, разберемся.
Не успел Медведев подняться, как Виктор Петрович опять придвинулся.
Легкий толчок, подножка — и Медведев опять в снегу. Но он уже успел увлечь за собой друга.
Через мгновение пустынная площадь айсберга огласилась боевыми выкриками, шутливыми ругательствами. Друзья катались возле машины. Каждый старался уложить другого на лопатки и, захватив пригоршню снега, натереть другому щеки.
— Врешь, хлопец! Где тебе против флотских!
— Постой! — орал Медведев, изворачиваясь и оказываясь над ним. — «Мне сверху видно все, ты так и знай!»
Они горячились, чертыхались и хохотали, а ледяная гора тихо, приглушенно ворчала, прислушиваясь к человеческим голосам.
Чуть позже в стороне от айсберга, у самой границы серого и голубого цвета, появились два горбача — киты, запрещенные для охоты. Они тоже резвились — выскакивали из волн, будто в воздух поднимались аэростаты, и с тяжким всплеском обрушивались назад. Встав на ноги, борцы заметили вдалеке и семью промысловых животных — кашалотов, потом еще и еще. Можно было надеяться, что кашалоты собираются в стадо и кто-нибудь из них приведет сюда китобоец.
Все киты вскоре исчезли, исчезли и их спутники — бурые поморники и капские голуби.
— Думаю, — сказал Олег Николаевич, — нас ищут в том городе айсбергов. Но этим можно заниматься вечно: столько там улиц и не всюду сунешься — сдвинутся еще и раздавят…