Они замерзали, незаметно для себя погружались в оцепенение и расталкивали один другого.
Пришла минута, когда они заснули оба. Олег Николаевич быстро уходил на такую глубину, откуда одному уже никогда не вынырнуть; Виктор Петрович еще дремал, перед ним вставали неясные видения, однако он еще мог думать, что засыпает и что спать нельзя. Предостережение было слабым, ненастойчивым, похожим на шутку, и только сильный гул и треск где-то поблизости от вертолета помог ему поднять свинцовые свои веки. Где он и кто рядом с ним? Виктор Петрович сообразил, что рядом Олег, и стал машинально трясти его.
Медведев не просыпался. Виктор Петрович справился, наконец, с одурью и начал приводить в чувство друга. Никогда в его жизни не было более страшной работы: он мял и тряс его и растирал ему щеки, руки, сгибал и разгибал ему колени и все думал, что тому не очнуться. И все же ему удалось разбудить пилота. Но когда тот сполз с кресла, собираясь идти неведомо куда и зачем с видом опьяневшего до беспамятства человека, стало ясно, что им отсюда уже не выбраться.
Виктор Петрович сунул в карман своей куртки галеты и банку тушенки, распахнул дверцу кабины, вылез из машины сам и вытащил за собой Медведева. Потом достал из кабины печку и канистру с остатками бензина.
— Что… ты?.. Где я? Уйди! — проговорил Медведев.
— Молчи! Разоспался! — прикрикнул на него Виктор Петрович.
Бензин сгорал отчаянно быстро. Виктор Петрович бросил в печку консервы. Падающий снег шипел на цинковом ящике. Ветер студил лицо. Олег Николаевич, наконец, все понял, но молчал. Они съели все, что у них было, и принялись очищать вертолет от снега. Из печки они смастерили два совка и расчистили «вертолетную площадку». Только бы двигаться!
Сыпал снег. Подобно грозе в небе, в утробе горы перекатывались гулы и громы, со звуком выстрела рождались новые трещины. Два человека грелись работой, не обращая ни на что внимания. Когда наступит ночь, они заснут и не проснутся. Теперь их ничто не могло обрадовать — даже появление китобойцев на горизонте.
И когда китобойные суда действительно появились — и не на горизонте, а идя вдоль айсберга на безопасном расстоянии, — и когда раздался пушечный выстрел, чтобы привлечь к себе внимание вертолетчиков, — друзья не стали кричать и радоваться.
Они стояли неподвижно — две маленькие фигуры на отвесной ледяной горе. Потом один из них поднял руки в варежках и, медленно припоминая морскую азбуку, передал китобоям: «Нет бензина еды замерзаем».
5
Вокруг айсберга покачивалось на волнах несколько китобойцев. Рядом с плавучей горой они были столь же малы, как самые мощные самосвалы рядом с пятиэтажным зданием. Одна лишь китобаза, которая уже виднелась вдали, была хотя и ниже айсберга, но все же длиннее его. Но ни маленькие китобойцы, ни база-гигант не годились для штурма. Сюда могла подойти только шлюпка. Ждали, когда «убьется ветер».
Вот шлюпка приблизилась к пологому, сколотому склону айсберга. Моряки разглядывали склон, как воины всех веков разглядывали стены крепости. Но что они могли сделать, видя бугристый ледяной каток, идущий ввысь? Они не скалолазы и не имеют альпинистского снаряжения. Будь у вертолетчиков хотя бы канат… но каната у вертолетчиков не было.
Шлюпка отошла от айсберга.
Оставался еще выход: вертолетчикам скатиться с горы и — вплавь до шлюпки. Командир бота, ожесточенно покусывая обросшие бородой губы, приказал измерить глубину над подошвой горы. Лот показывал опасное, неровное дно. Надо рисковать!
Ледовые пленники уже подходили к скату, когда Виктор Петрович внезапно попал ногой в засыпанную снегом трещину и вывихнул ступню…
…На полубаке научно-поискового китобойца рядом с гарпунером и капитаном стоял Сергей Мурашов. Матросы вернувшейся шлюпки поднимались по штормтрапу на палубу, никому не глядя в глаза. Капитан в их сторону не оборачивался. Еще не старый моряк, но с морщинами шестидесятилетнего старика, он немало встречал в жизни безвыходных положений и некоторые до сих пор продолжал считать безнадежными. Опыт ему подсказывал, что люди на айсберге обречены. Однако он ни за что не произнес бы вслух этого приговора. Был у него и другой опыт, всегда оставлявший место надежде.
— Капитан! — прокричал с мостика вахтенный штурман. — Капитан-директор запрашивает, какие приняты меры и какие еще намечаются.
Гарпунер взглянул на капитана и пожал плечами, как бы подсказывая ответ, затем поглубже надвинул на уши меховую шапку. Ухо у него воспалилось, болело. Он кривился от боли. Сергей Мурашов — помощник гарпунера — смотрел на обоих, сдвинув брови. Можно было подумать, что он без слов на них негодует. Но нет, Мурашов всматривался не в лица — он видел себя пленником айсберга, как был пленником острова. Он негодовал на бессилие стольких собравшихся вокруг людей, на ущербный человеческий разум.