Медведев заметил, что отношение Беспалова к советам лечащего врача, методиста, медсестер снова резко переменилось. Он делал вид, что охотно лечится, но стоило им уйти, прекращал занятия. Слава, которому до всего было дело, подступал к нему с расспросами. Беспалов резал лоб досадливой морщиной и, чтобы отвязаться, объяснял:
— Мне нужно все время помогать. Самому трудно.
Слава тотчас предлагал себя в помощники:
— Ты не смотри, что я хвор. Я жилистый. Мы с тобой им покажем класс, хы-хы-хы.
— Да ну, ступай! — вдруг раздражался Беспалов.
Слава исчезал не сразу. Стоял возле койки, поджав губы, покачивал головой. Волосы на Славиной голове вечно торчали вверх — длинноиглым ежом — и, только поднявшись, расходились в разные стороны. Слава проводил по волосам пятерней и отправлялся к Ольге Николаевне требовать, чтобы она или кто еще весь день не отходили от больного.
Но кто? Рук не хватало. Ее молодая помощница, Лилиана Борисовна, была в отпуске.
Вразумлять, останавливать Славу всегда было бесполезно. Каждый день в коридоре слышался его нетерпеливый, распорядительный голос. За это одна молодая нянечка называла его «чумародом».
Методист, конечно, приходила по-прежнему, сменяясь с Ольгой Николаевной, занимаясь то с одним, то с другим больным. У этой женщины было доброе, спокойное лицо, но фигурой, движениями она как-то напоминала жену Беспалова — не потому ли он мрачнел все больше и больше? Так думал Медведев.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
На воскресник собралось все отделение. Одни женщины. Ольга Николаевна была с Татьяной Федоровной. Пришла и лаборантка Таня — стриженная под мальчика смешливая толстоножка.
Пришла и попросила отпустить ее после обеда на свидание. Таня чуть покраснела и засмеялась: ее рассмешила собственная просьба.
— Обязательно отпустим, — пообещала Ольга Николаевна.
Отделение получило для больных три квартиры на первой этаже нового жилого дома, выстроенного позади зеленого особнячка. Что это будет? Общежитие? Стационар? До настоящего стационара, во всяком случае, далеко. Дали крышу над головой, утвердили смету расходов на питание (обеды и ужины будут привозить из соседней столовой) — остальное устраивайте своими силами.
А остальное, если перечислять…
— Как всегда, — сказала Татьяна Федоровна. — Одной рукой дают, другой — недодают, что равносильно «отнимают».
— Как всегда: просим хоть что-нибудь. Дали. Теперь будет мало, — сказала Ольга Николаевна.
— Ты всегда всем довольна, — возразила мать.
— Просто у Ольги Николаевны крепкие нервы, — пошутила Веткина. Она мыла пол вместе с Ольгой Николаевной. Остальные женщины, кроме Татьяны Федоровны, делали то же самое за стеной, в другой квартире.
— А я вот ворчу под старость. — Татьяна Федоровна протирала окна сухой тряпкой. Сквозь блеск стекла она видела распахнутую раму соседней квартиры, за ней — лицо Тани, напевающей песню из нового кинофильма. И Татьяна Федоровна подумала, что ей досталась веселая и дельная, добросовестная лаборантка и есть маленькая лаборатория и что надо радоваться, а не ворчать.
Сначала женщины работали сосредоточенно, перебрасываясь деловыми «да», «нет», «возьмите». И здесь много дел, и еще дома… Веткина думала о даче, куда ее муж вместе с Альпой уехал еще в пятницу, о саде и огороде. Мать и дочь ожидала большая стирка и рукопись научно-популярной брошюры, которая уже несколько месяцев дальше первой главы не подвигалась, а издательство торопило. А здесь целый час ушел на то, чтобы вымести остатки строительного мусора, часа три — чтобы вымыть двери, окна, полы. После обеда собирались провести дезинфекцию.
Понемногу утомляясь, вернулись к разговорам.
Веткиной в ее синем сатиновом халате поверх платья стало очень жарко, и она заговорила о водохранилище возле своей дачи, о байдарочных походах, о том, что морские купания в Прибалтике ее умиротворяют, а в Крыму или на Кавказе будоражат и что она хотела бы хоть раз окунуться в воду какого-нибудь необычного места — например, в воду экватора, вулканического озера или…
— Или Южного океана, — добавила она, стягивая платье через голову. И тотчас вспомнила, меняя тему: — Как там китобойский летчик? Я обратила внимание, когда вы привозили его в лабораторию. Мне он очень понравился. Жаль его.
— Вы о Медведеве? — спросила Ольга Николаевна. — Его жалеть рано. Такого больного у меня еще не было. Витя сказал про него: отважен, как бес. И какая воля!