— Дочь, а когда тебе спать? — спрашиваешь ты и пугаешься, чувствуя мгновенный укол тоски, словно тебе предстоит надолго проститься с Любой. — И уроки, наверно, не сделаны? — договариваешь, совсем падая духом… Нет, ты готов забиться в угол этой комнаты, затаиться и с упоением смотреть, как дочь листает учебники, как от ее макушки расходятся светлые, похожие на былинки сена, волосы, как она сопит и вздыхает, покрывая бумагу буквами, как ее ладонь образовала над столом пещерку и туда авторучкой загнан пластилиновый шарик… Эти мечты развеиваются после дружного отпора обеих женщин. Большая женщина возражает с улыбкой:
— Кто же может сегодня заставить ребенка делать уроки?! Где такой злодей?
Где-то далеко за полночь ребенка все же укладывают в постель. От торшера круг света ярко ложится на летний Любин загар, белизну пододеяльника. Любины глаза в тени. Они глядят на тебя вопрошающе и тревожно. Но ты еще не прощаешься. Тебе разрешают присесть на отогнутый край постели, и Люба перебрасывает подушку к твоему боку. Теперь она озорно озирает тебя поверх своего лба и требует занятной истории на ночь.
— Можешь о самой удивительной встрече с животными, — разрешает она. — У тебя были?
Ты оглядываешься на Марию, сидящую рядом па стуле. Что-то не припоминается ничего удивительного.
— Придется тебе придумать, — смеется Мария.
— Разрешается! — кричит Люба. — Только чтобы я не могла угадать, где правда, а где выдумка.
Мать укоряет:
— Тише, Люба, ведь все спят, кроме некоторых полуночников.
А ты говоришь:
— Ну какой из меня сочинитель! Это у тебя, мастера, не поймешь, скрипела парта или нет на самом деле. А я должен резать одну правду-матку, иначе запутаюсь.
— Тогда давай правду-матку. Про что?
— Про то, как меня кит глотал.
— Ой! Ой! — дочь весело возмущается. — Вот уж неправда.
— Чтобы судить, надо сначала выслушать. Будешь слушать?
— Буду. Мама, и ты тоже, повнимательней. Сейчас мы его поймаем.
— Ну, значит, так. Работал-то я на китобазе. Там устроен ангар для вертолета, есть взлетная площадка. Но однажды меня пересадили на китобоец, чтобы прочесть ребятам лекцию о Дне космонавтики. Только я начал читать — динь, динь, динь, сигнал охоты, все повысыпали из столовой. Остался я один, тоже захотелось вблизи на охоту посмотреть, и только я стал выходить, так сказать, «на улицу», тут меня волной и смыло. Фьюить — и нет, и крикнуть не успел, и никто не заметил. Плыву я под водой…
Ты посмотрел на дочь. Она разомкнула губы и заинтересованно задышала.
— Плыву, значит, и что-то на меня надвигается черное. Не очень я испугался: наверно, тень волны, корабля. А все же свернул в сторону. И это черное свернуло за мной. Я несусь вверх, уже воздуха не хватает. И вдруг чувствую, какая-то сила меня назад засасывает, какие-то стенки меня охватывают, куда-то скольжу я, братцы. И пожалуйста, вам результат — сижу в брюхе кита…
— Библиотека приключений и научной фантастики, — важничая, произносит дочь. — Кит тебя не проглотит: глотка узкая.
— Так меня ел зубатый кит, кашалот. Он знаешь каких больших кальмаров глотает? — обороняешься ты. — Спасибо ему скажи, радиограмму отбей, что еще зубами не зацепил.
— Хм. А он жив?
— Да где там! Тут как раз по нему и бабахнули: он из воды высунулся, меня проглатывая. И воздуха, к счастью, заглотнул — а то чем бы я дышал?! Загарпунили его, притащили и сдали на китобазу. А там кита на разделочную палубу выволокли.
— А где же ты?
— А я там, девочка, где был, — ты похлопал Любу по выпуклости одеяла. — В пузце. И соображаю, что делается. А делается вещь хорошая и в то же время неприятная — вспарывают брюхо кита, и нож — возле самого моего носа… Теперь слушай комедию. Прорезали щелку — а я оттуда высунул голову да как закричу: эй, кореша, осторожнее! Поскорей освобождайте, да только не размахивайте так ножами!
Люба даже садится в постели. Собралась смеяться. Смех у нее заливистый, звучный. Но не смеется, вдруг испугалась: ножи вокруг!
— Так бывают же, дочь, неприятности! Плавал с нами на базе один фотокорреспондент, и, на беду, он тут как тут очутился. Примчался со своим аппаратом, всех разгоняет, кричит: «Николаич, улыбнись, первоклассный будет портрет! Уникальный снимок! Подпись: «В брюхе кита — не жизнь, красота!»
Дочь смеется. И ты замолкаешь, слушая ее, впивая.