В 1998-м, когда мы уже решили, что будем перебираться в Нью-Джерси, я работал два месяца с Сарой Хьюз и с ее тренером Робин Вагнер. Саре тогда было 13 лет, и Вагнер не очень хорошо представляла себе, как работать с одиночницами. Как строить программы, как подчеркнуть то, что хорошо, и спрятать то, что плохо.
Я объяснял, видел, как меняется ее работа. Как прогрессирует Сара. Хотя поначалу коньковой техники у нее было немного. В то время я как раз начал тренировать Юко Кавагути – она каталась у нас с Тамарой вместе с Александром Маркунцовым. Во время моих занятий с Хьюз Юко обычно сидела на верхнем ряду трибуны и смотрела, как мы работаем. И как-то на одной из своих тренировок она подъехала ко мне и спрашивает: «Игорь, посмотри пожалуйста, я правильно делаю то, чему ты учил Сару?»
У меня даже слов не нашлось тогда. Не ожидал от спортсменки такой внимательности.
Еще я работал с Аленой Савченко и Робином Шолковы, когда Алена перебралась из Украины в Германию и стала кататься у Инго Штойера. Пригласил меня туда президент немецкой федерации фигурного катания. Алена только начинала учить немецкий язык, многого не понимала, мой же немецкий на разговорном уровне был вполне хорош.
В Германии я проводил по целому месяцу. Оплачивала мое пребывание и работу с фигуристами федерация. Это было еще до того, как выяснилось, что у Штойера во времена ГДР были связи со Штази, и федерация прекратила его поддерживать.
Инго - очень дисциплинированный человек. И работал всегда интересно. Много думал. У нас с ним было много приватных бесед, и я постоянно говорил: «Инго, ты ни в коем случае не должен ограничиваться тем, что делал сам. Нужно идти дальше. Делать что-то такое, чего от твоих спортсменов не ждут. Подкупать неожиданными конструкциями, перестроениями...»
- Получается, чувство патриотизма отсутствует у вас в принципе?
- Мой патриотизм заключается в том, чтобы делать свою работу на пользу тому делу, которым я занимаюсь всю жизнь. Я не говорю за всех, не произношу слов «советская школа - самая лучшая школа в мире». Говорю только за себя. Делать плохо другим, пусть даже они и соперники, я не могу. Потому что в моем представлении это – наносить вред фигурному катанию в целом. А я хочу, чтобы то, чему я успел научить, осталось в фигурном катании.
Я, например, счастлив, что Наташа Павлова, которую я считаю очень хорошим тренером, унаследовала от нашей совместной работы что-то такое, что, может быть, она пока сама не осознает. Мы много лет работали вместе. Я часто наблюдал за Наташей и думал: что бы я хотел подправить? По композиции, по музыке, по элементам. И приходил к тому, что не могу придраться ни к чему.
- В вашем понимании есть категория великих тренеров?
- Карло Фасси подготовил много олимпийских чемпионок, у Тамары на Играх побеждали четыре ее пары...
- А Татьяна Тарасова?
- Знаете, я отдаю отчет в том, что в фигурном катании, да и в спорте вообще, если ты берешь к себе уже хорошо наученного спортсмена, очень важно «не испортить» его, довести до самого верха. Но в моем понимании «научить» гораздо важнее и сложнее.
- Но вы согласны с тем, что выиграть Олимпийские игры – это совершенно особенное достижение?
- Когда ты уже вышел на этот уровень и способен бороться на равных – да. А когда люди только бегут вверх к своей первой вершине, то и чемпионат Европы и тем более чемпионат мира – это великая вещь. На каждом жизненном этапе есть свои совершенно определенные задачи. И если ты эти задачи выполняешь, то уже достоин уважения и восхищения.
Если бы мы, когда в 1955-м выехали на свой первый чемпионат Европы в Париж, стали бы чемпионами, это, уверяю вас, был бы великий шаг даже в масштабе мирового фигурного катания, а не только в масштабе страны. То же самое и сейчас. Вершины бывают разные. Даже у Эльбруса их две. И каждую нужно покорять.
В этом плане у каждого в жизни есть свои Олимпийские игры.
* * *
В Америке, когда Москвины перебрались туда уже на относительно постоянное место жительства, Игоря Борисовича сильнее всего напрягала непонятность быта. Бесконечные счета, кредиты, кредитные карточки... Английский язык, который тренер начал учить еще во времена кратковременных приездов на семинары в Колорадо-Спрингс, был весьма ограничен.
- Я ведь не учил его никогда, - вспоминал Москвин. - Приходилось учиться по ходу работы. Тамара писала мне на бумажке основные слова – вперед, назад, вправо, влево, какие-то технические термины, предлоги - и я учил их наизусть. Плюс – было какое-то общение.
Первое время после приезда в Нью-Джерси мы жили в семье у знакомых. Глава семьи был банкиром, по воскресеньям все семейство ходило в церковь, сами работали в саду.