Таким был человек, который превратил «Моссад» в одну из сильнейших разведок мира, а «Шин-Бет» — в едва ли не самую эффективную контрразведку. Кроме того, он сумел достаточно серьезно изменить в пользу «своих» структур соотношение влияния различных ветвей разведывательного сообщества, прежде всего за счет военной разведки.
Но главный стержень его подозрительности был направлен против СССР. Он, сам выходец из России, (кстати, в КГБ его называли по старой фамилии, Гальпериным), в молодости крайний левый, искренне сожалел, что не может «взять под колпак» Шин Бет всех эмигрантов с Востока (треть населения Израиля). Но старался следить со всей тщательностью, по крайней мере за теми, кто проявлял какую-нибудь социальную или политическую активность, хотя предполагал, что многие и многие тысячи промышленных рабочих, мелких торговцев и киббуцников усердно строчат донесения своим хозяевам в КГБ. Харел умел оценить достоинства своих противников и был уверен, что они имеют своих шпионов в Израиле. Иногда бдительность приносила плоды; так, например, Харелу удалось установить, что два заметных деятеля, члена левой партии «Мапам», являются советскими агентами.
Контрразведка установила, что эксперт партии «Мапам» по Ближнему Востоку Аарон Коэн регулярно встречается в Тель-Авиве с резидентом КГД, который работал под прикрытием советского посольства и обладал дипломатическим статусом. В 1958 году Коэн был арестован. В суде обвиняемый признал встречи с советским дипломатом, но отрицал передачу ему секретной информации. Товарищи по партии «Мапам» встали на его защиту и обвинили Харела в фабрикации дела (такие обвинения звучали неоднократно и были в известной мере небезосновательны — Харел проявил себя выдающимся мастером интриги; надо отметить, что если он и успраивал инсинуации, то делал это безукоризненно). Коэн был признан виновным и осужден на пять лет лишения свободы; партайгеноссе подали апелляцию, по-видимому небезосновательную во всяком случае Верховный суд Израиля нашел возможным сократить этот срок наполовину.
Второй случай вошел в историю под названием «дела Беера». Контрразведка установила, что видный член партии «Мапам», подполковник Эзра Беер, который пользовался неограниченным доверием Бен-Гуриона и, по мнению Харела, находился в опасной близости к премьер-министру, работал на разведслужбу другой страны (до сих пор окончательно не выяснено, на какую именно, но предполагается работа на КГБ); во всяком случае, с точки зрения Израиля он оказался предателем.
Персональное досье:
Беер, по его утверждению, родился в 1912 году в Вене и с юных лет был социалистом. Он рассказывал, что в 1938 году дрался на баррикадах с фашистами, пока Гитлер не оккупировал Австрию. Беер также говорил, что он учился в австрийской военной академии, а с началом испанских событий вступил добровольцем в интернациональную бригаду и дрался с фашистами в Испании. Ему якобы удалось избежать интернирования и в 1938 году он выехал в Палестину, где с военным образованием и боевым опытом был охотно принят в ряды «Хаганы». Социалистические взгляды, хорошее образование и опыт в военной области позволили ему стать своим человеком в руководящих кругах еврейской общины; в годы Второй Мировой занимал видные армейские посты, а после завоевания независимости рассматривался как один из первых кандидатов на очень высокую должность заместителя начальника штаба вооруженных сил (военным министром в те годы был сам Бен-Гурион). Когда эта должность досталась другому, он вышел в отставку. В это же время он отошел от партии «Мапам», где возглавлял партийную службу безопасности, и примкнул к более центристской партии Бен-Гуриона — «Мапай»; в первые же месяцы после отставки стал военным обозревателем крупной газеты и скоро проявил себя как вдумчивый аналитик и хороший журналист. Авторитету и качеству материалов способствовали его личные дружеские отношения с видными военными руководителями Израиля, включая Шауля Авигура, Шимона Переса и даже самого премьера. Вскоре Бен-Гурион передал Бееру свой дневник и поручил ему написать официальную историю войны за независимость. Эта работа давала Бееру прекрасную возможность познакомиться с самыми секретными документами, касавшимися обороны Израиля.
Согласно поддержанной Харелом в своих мемуарах версии, первые подозрения возникли в 1956 году, когда Моше Даян, который отправлялся с Бен-Гурионом на секретные переговоры в Париж (речь шла об участии Израиля в Суэцкой кампании и, как об этом будет рассказано подробнее, цене, которую заплатила Франция за это участие) удивлен, увидев Беера на секретном сборном пункте, хотя сам Беер в Париж не летел. Даян, указывая на военного историка, спросил: «А что этот шпион здесь делает?».