Памятник Андрею Тарковскому; представьте себе грот, сложенный из старых камней. Наверху — камень VI–VIII веков в форме креста. К гроту пристроена небольшая «часовня», дверь которой закрыта навсегда. Рядом керамический знак Вечности — улитка. Что находится за этой дверью? Не знает никто. Тайна вечности. И снять покров с этой тайны вряд ли сегодня кому-нибудь по силам. «Сегодня художники лишены фантазии, дышащей тайною, вздыхающей тайной. Главные проблемы жизни разрешаются техникой либо полицией. Именно поэтому Тарковский сегодня одаривает нас своим светом, проникающим сквозь завесу великой ночи» — так говорил о знаменитом русском кинорежиссере Тонино Гуэрра. На вечере памяти Тонино показывали фильм «Путешествие Тонино и Тарковского по Италии в поисках натуры для “Ностальгии”. Смотришь этот фильм и словно видишь сны из Атлантиды.
В ботаническом Саду забытых фруктов очень часто собираются виноделы. По сути, это стало некой микромоделью традиции, которая когда-то была и которая сегодня воспроизводит все это и тем самым сплющивает время.
В Италии время сплющено — оно совмещено. Оно просвечивает через все культурные пласты. Вы никогда не знаете, в каком времени находитесь — в первом веке, в третьем или в четырнадцатом. Попробуй тут разберись, если вы входите в дом, во двор и не знаете, когда все это было построено и сохранено. Время здесь утрачивает свою протяженность, и вы воспринимаете его исключительно настоящим.
Тонино жил в Пеннабилли. Там есть Епископский дворец, и часть епископата отдана под театр. В театре — крошечный партер и четыре яруса круглых лож, расписанных цветами. Все в цветах! Каждый раз, когда здесь проходит какое-то культурное событие, например вечер французского шансона, весь городок наряжается и идет в театр. Тонино рассказывал, что перед войной, по воскресеньям, все мужчины собирались на площади, приходили со своими стульями, кушали соленый миндаль и пели оперы Верди. Они специально для этого собирались. Сегодня — всё то же самое. Собираются в театре (приезжают со всех окрестностей), слушают певцов, друг друга, поют сами. И относятся к этому очень серьезно. Там, в этом маленьком городке, кипит столичная жизнь!
В Италии не может быть такого, чтобы в столице кипела одна жизнь, а в провинции — другая. В провинции — всё то же самое, только объемом меньше. Когда автору довелось впервые побывать в этом месте, возникло очень стойкое чувство, что всё это знакомо и близко: «В этой деревушке 5–6 церквей, кино, театр, кафе, магазины, и когда я приехала туда в первый раз, то сказала, что я здесь когда-то жила. В XIV веке. И могу даже дом показать, где рождалась и жила. Всё это я сказала, не видя города. И я не знала, что там есть. Тогда, в прошлом, я была очень толстой девочкой с розовыми щеками, и у меня не было матери, а была только женщина-служанка. Мой отец был купцом, ездил между городками и торговал овощами, был грамотным, и я тоже могла читать. У меня был жених, его звали Петруччио. А умерла я в 14 лет, от гриппа. Когда я все это рассказывала Тонино, он очень внимательно слушал. Возможно, я придумала всё в своем воображении, но я в этом убеждена — это тени во мне такие бродят. Я помню, что у меня была косица, и я была толстухой с серыми глазами».
ГЛАВА 2
Повелители времени
Что же касается греков, то они были совершенно другими. Мы до сего дня являемся их духовно-культурными наследниками. Куда ни кинь взгляд, повсюду в театрах человеческих судеб идет своя «Антигона». А во всех ли театрах мира ставят «Антигону»? Нет, не ставят.
А что вы скажете по поводу Эдипова комплекса? Как замечательно сказал один из самых великих философов нашего времени, Мераб Константинович Мамардашвили: «Вся история европейской философии есть лишь комментарий к Платону». И он сказал правильно. Не только греческая философия, не только современная философия есть комментарий к Платону, а все современное искусство есть комментарий к греческой античности. В греческой культуре был один удивительный момент, о котором потом человечество только тосковало. Ностальгически тосковало, но вернуться к этому больше никогда не могло. У греческой культуры была необыкновенная цельность, в ней не было внутренней трещины, она стремилась к катарсису, к преодолению разногласий, к установлению вертикальной связи и гармонии. Царь Эдип, когда выколол себе глаза, воссоединил себя с первоначальной гармонией, потому что до этого, зная о своем грехе или не зная, он вел себя ужасно. Он убил отца, он сожительствовал с матерью, но он смог осмыслить самого себя. Греки к этому призывали: «Стань человеком!» А как можно стать человеком, если у нас всегда виноват сосед? Греки говорили: «Смотри в себя!» — они призывали людей смотреть в себя. И выражалось это через диалоги. Греческая культура — это культура диалогическая. Больше таких абсолютно диалогических культур не было. Потому что свободный диалог — это признак высокого уважения и демократии. Только диалог. Философия, записанная диалогически. Разговоры с учениками, драматургия — все это диалоги. Диалог — это есть принцип акустики.