— Можешь не стараться, скрипка и без тебя сыграет.
На следующий день я показывала на уроке скрипачку и попросила одного студента, чтобы он начал играть до того, как я открою футляр. Все очень смеялись.
Я завела себе тайную театральную школу. Кино. Правда, я ходила в синематеку не только из-за фильмов. В обычном кинотеатре люди после просмотра выходили, застегивали куртки и разбредались по домам. В синематеке все люди смотрели по сторонам, оглядывались, ища знакомых, здоровались друг с другом. Потом они стояли группками перед кинотеатром и обсуждали фильм, и к ним подтягивались другие, кто только что вышел из зала. Тут все знали всех, знакомства здесь завязывались так же легко, как в мечети.
Синематека в Стамбуле была центром левого движения, как кинотеатр на Штайнплац в Берлине. Но в Берлине я видела там только студентов. Здесь, в Стамбуле, я видела много рабочих, и пожилые люди тоже встречались, мужчины и женщины. Мы смотрели русские фильмы о детстве Максима Горького или о Толстом, Толстой раздавал свои земли бедным русским крестьянам. В фильмах о русской революции люди часто погибали от пуль царских солдат, и когда мы выходили из синематеки, многие люди, стоявшие перед кинотеатром кучками, выглядели так, будто они собрались на панихиду. Революционные истории в этих фильмах происходили на русских улицах, и мы, зрители, долго еще потом стояли на улице перед кинотеатром, как будто стамбульские улицы были продолжением революционных улиц из русских картин. Потом мы медленно шли, держась группами, мы шли, словно провожая в последний путь погибших на экране, глядя в спины тем, кто шел перед нами, как и мы, провожая тех же погибших в последний путь. Уходить с улицы не хотелось. Сначала говорили только об убитых, потом начинали обсуждать операторскую технику или постановку света. И когда вся компания загружалась в один автобус или рассаживалась по такси, разговор продолжался, с разговорами они входили в ресторан «Капитан», и, пока официанты сдвигали для них столы, они стояли и всё обсуждали фильм. Мне не хотелось, чтобы революционные улицы из кино обрывались, мне хотелось оставаться на улице, и потому я всегда присоединялась к ним. А вот дворники, которых профсоюзы направляли в синематеку, они никогда не ходили с нами в «Капитан». Я часто слышала, как они говорили, выйдя из зала: «Давайте скорее, уже поздно», и торопились разойтись по домам. Рабочие и интеллигенты двигались с разной скоростью, и казалось, будто у них две разные ночи. Одна ночь принадлежала рабочим и отводилась для сна, другая принадлежала интеллигентам и предназначалась для бодрствования.
Официанты в ресторане первым делом приносили ракэ. Ресторан располагался прямо на берегу, почти у самой гавани. Когда какой-нибудь корабль проходил близко от берега, капитан, глядя на жилые дома на набережной, приветствовал людей, которые как раз собрались ужинать, или в пижамах читали газеты, или, как мы, устроились в ресторане. В ответ мы поднимали наши бокалы, а некоторые женщины бросали на палубу яблоки. Мы сидели за длинным столом. Во главе стола — седобородые старики. Женщин здесь было совсем мало, и, когда я присаживалась к какому-нибудь знакомому, чтобы поприветствовать, я напоминала себе проститутку из бара. Проституток в Стамбуле называли раскрутчицами, они переходили от стола к столу, за которыми сидели одни только мужчины, и «раскручивали» их на дорогие напитки. Подсаживаясь к кому-нибудь за нашим столом, я всегда говорила: «Пришла вас раскрутить». Мулсчины смеялись, я была для них сознательной девушкой. Слово «сознание» было важным словом. И мне нравилось сидеть между бородатыми и безбородыми интеллигентами, потому что я была здесь единственной женщиной. Я исполняла заглавную роль, а мулсчины были моими зрителями. Но потом мне нулшо было одной добираться до дому, и я ехала на последнем пароходе, который назывался пьяным пароходом, потому что в это время с европейской стороны возвращались одни только пьяные гуляки. «Еще подумают, что я проститутка». Я шла будто аршин проглотив и старалась придать своему лицу строгое выражение. Но изобралсать все время порядочную девушку — ах, только не подумайте, что я проститутка! — было тяжело. Ладно, пусть думают, что я проститутка, решила я. У проституток ведь тоже есть матери. И девушке из бедной семьи проще простого оказаться среди проституток: дня два помыкаться в чужом городе — и готово дело. Только два дня без еды, без крова над головой, и нет никого, кто бы тебе помог, — этого вполне достаточно, чтобы самой сдаться в бордель. Я была беременна, но нашлись люди, которые мне помогли. Если бы на моем месте оказалась девочка из бедной семьи, она бы уже давно ходила в проститутках. Мне повезло, что я познакомилась с такими людьми, как Хюсейн, сюрреалисты, киношники из синематеки, мои однокурсники. Многие девушки, оказавшиеся без помощи, вынуждены были стать проститутками. Из всех женщин, которых я встречала на улицах, меня интересовали теперь только проститутки. Они сидели в неоновом свете ночных ресторанов и придавали мне храбрости.
В ресторане «Капитан» интеллигенты рассказывали о своих похождениях прошлой ночи. Они отправились в бордель, но бордель был уже закрыт. Они постучали в окно: «Откройте, мы вам заплатим». Проститутки сказали им: «Валите отсюда, мы не работаем». — «Мы заплатим!» Тогда одна из девиц открыла окно и стукнула одного интеллигента туфлей по лбу: «Получи и проваливай!» Потом все выпили за проституток. От выпитого у всех развязались языки, и один седобородый мужчина начал рассказывать об эротической книге «Банамэ». Этой старинной книге семьсот лет, хранится она в стамбульской библиотеке и никому не выдается, только некоторым профессорам-специалистам. Одного из авторов этой книги звали Насреддин, который, собственно, считается отцом астрономии. Он рассказывает о сыне одного султана, у которого было много-много женщин, со всего света, но в один прекрасный день он потерял свою мужскую силу. Призвали врачей, но никто не мог ему помочь. И тогда призвали в сераль астронома Насреддина, и султан велел ему написать книгу, которая вернула бы его сыну мужскую силу. Насреддин написал, что нужно сделать для того, чтобы у сына султана опять появилось желание: нужно взять птенца, обязательного голого, без пуха и перьев, и положить рядом с ульем. После того как пчелы накусают его, нужно свернуть птенцу голову, положить в горшок, полить базиликовым маслом, сварить, потом как следует размять, растолочь, поместить все в бутылку и залепить ее воском, затем выставить бутылку на три дня на солнце, а через три дня раскупорить, накапать из нее несколько капель масла на кусочек ткани, натереть места между пальцами на руках и на ногах и позвать женщину Седобородый профессор не знал, помог ли рецепт, но тут же перешел к другим рецептам:
— Чтобы вернуть девственность, нужно взять пять граммов шерсти из козьей бороды, шестнадцать граммов виноградного сока, несколько капель уксуса, всё перемешать и поставить варить. Женщину посадить рядом с горшком и заставить семь раз вдохнуть пар, затем смочить кусочек ткани в отваре из козьей бороды, виноградного сока и уксуса и натереть как следует дырку в попе.
Официанты тоже слушали рецепты и только всё подносили ракэ, чтобы истории не кончались.
Другой старик во главе стола сказал: