Люди посматривали на него с доверчивым удивлением, а он ел сосульку. Людям свойственно изменять самим себе, забывать своё мушкетёрское детство и удивляться, когда человек ест сосульку. А может, их радовала эта пора года, когда сегодня зима, а завтра — ледоход, радовало апельсиновой яркостью шаровое солнце, радовал человек, подкрепляющийся сосулькой: у него сделаны уроки на завтра, а у них выполнены заботы дня.
Когда он подходил к гудящему разноголосицей катку, то сказал себе, что сейчас увидит Яшку, и точно — увидел. Яшка скребком разбивал на асфальте наледь, потом подгребал фанерной лопатой к бровке. Каждый день Олег видел одноклассника на этой улице и полагал, что тот по-тимуровски помогает дворникам. Они с Яшкой не были приятелями. «Привет!» — говорили друг другу, приходя в школу. «Пока!» — говорили, расходясь по домам. И весь разговор.
— Привет! — сказал Яшка и теперь, опираясь на свой скребок, который тоже напоминал древнее загадочное оружие. — Ты чего без соли жрёшь?
Он всегда был неинтересный, Яшка, и оттого, что вдруг сказал весёлую шутку, Олег ещё шире улыбнулся:
— Ха, и без сахара! Ледовый салат — мечта эскимосов!
И повернулся, зашагал опять, доедая сосульку, помахивая рукой: привет — привет, пока — пока! Леденцы всё ещё таяли во рту, в горле, где-то в груди. Олега слегка передёрнуло, он остановился, ощущая зябкость во всём теле. Но остановился он ещё и потому, что почувствовал другой, душевный холодок: вот он ходит на каток и там выписывает на льду белые линии, а Яшка всё скоблит, скоблит — чего ради возится Яшка с этим скребком?
Он вернулся к однокласснику и спросил, заглядывая под отогнутый козырёк его шапки:
— Ты что, не умеешь кататься?
— Нет у меня коньков, — даже не выглянул Яшка из-под мохнатого козырька. — Да и некогда мне.
Быстро-быстро начал таять тот, другой, внутренний холодок, и Олег переложил связку коньков со своего плеча на чужое:
— Иди катайся, а я — за тебя.
Выхватил из Яшкиных рук скребок и, отчаянно дробя наледь, снова почувствовал себя мушкетёром — только с иным, загадочным оружием. Осколки клевали ноги, Олег сражался — прочь, прочь, зима, и снег, и лёд этой зимы, пускай созревает апельсиновое солнце!
Яшка не уходил, Яшка щурился, стоял освобождённый и щурился, и Олег сгоряча бросил к его ногам горку ледяшек:
— Иди, тебе говорят! Знаешь, как здорово гонять по льду! Конечки острые, недавно наточил…
— Нельзя мне, — сказал Яшка и повёл рукою на ту сторону улицы, — матери помогаю, видишь?
И ещё раз в Олеговой груди зашевелилось и улеглось что-то тёплое, когда он разглядел на той стороне женщину в сером платке, такая знакомая женщина, ведь Олег всегда проходил мимо неё.
Будто призвал её молчаливый взгляд к доверчивости и дружбе, Яшка приблизился к Олегу и, покачиваясь, оступаясь, потому что мешали скользкие, как обмылки, ледяшки, стал наговаривать, обдувая Олегово ухо:
— Мамка сама гонит погулять, я не могу уйти. Мне надо сказать этому Саватееву, я скажу ему, не побоюсь, всё скажу!
— Какому Саватееву? — невольно подделываясь под Яшку, прошептал Олег. — Из восьмого «Б», что ли?
— Да нет, Саватеев — бригадир треста благоустройства города. Мордастый мужик, всегда красный. Так он знаешь, чего требует от мамки и от других работниц? Чтоб с каждой получки ему гнали по трёшке. Все хотят работать на своей улице, поближе к дому, — вот он и требует с получки… А не то загонит на кулички.
Олегу сразу представилось круглое красное лицо Саватеева.
— А что же они молчат — и твоя мамка, и другие? — едва выдохнул Олег, как новая жаркая волна сдавила ему грудь.
— Боятся, я понимаю. Только сегодня скажу Саватееву, скажу! Он приедет на снегоочистителе — он всегда приезжает на этой машине, — и тут я скажу. Гляди, вон уже едет снегоочиститель! — Яшка уцепился за Олегову руку и почему-то не отпускал её.
С того конца улицы, где снизилось к городу апельсиновое солнце, показалась необычная, как броневик, машина, задвинула собою солнце и приближалась, приближалась. Олег почувствовал, что вот теперь он не имеет права бежать на каток, что теперь он должен пойти в сражение против Саватеева с таким же бесстрашием, с каким рубил направо и налево сталактиты сосулек. Тогда он дрался с воображаемыми врагами, а если ты настоящий рыцарь, то встань на пути краснощёкого, невыдуманного Саватеева и сделай всё, чтобы никогда не были в обиде ни Яшкина мать, ни другие работницы, расчищающие от снега тротуары и открывающие людям чистую дорогу. И Олег высвободился из Яшкиной цепкой руки, шагнул к бровке и сказал воинственно: