— В о с п о м и н а н и я?
— Да, доктор. Только воспоминания. О, как хотелось бы еще раз прожить прошедшее время!.. Человек, тело которого столь много раз я резал, латал, оживлял и которое, уже стынущее, в печали, а иногда и в ярости за свое бессилие сопровождал в морг… Усталый, прекрасный человек… Кому еще я могу доверить такое душераздирающее чудо, доктор?
— Никому, профессор… Жизнь в воспоминаниях… Кстати, у воспоминаний есть метаморфозы?
— Никому… Ты еще увидишь, что да у чего есть… Никому… — не слыша больше Бенаса, сказал крохотный старый профессор, удаляясь по коридору. — Никому… Живите, доктор. Держитесь, сколько можете. Не признавайте столь легко перемены, упрямьтесь…
— Спасибо. Всего вам наилучшего.
Бенас хотел проводить его до двери, но профессор медленно поднял руку, удерживая его.
— Уход в одиночку осмысленнее.
— Как и оставание!
— Вот этого я уже не знаю… Уже не…
Оставшись в коридоре, Бенас видел, как озаренный светом крохотный профессор семенил по дорожке на улицу, а потом канул во мраке. Огромный смысл опыта завершился тьмой. Постояв, доктор Бенас повернулся и направился назад. Шел он прямо, не глядя по сторонам.
У двери палаты стояли жена Адомаса, учитель и Герда. Бенас растерянно остановился. Левая щека задергалась. Жена Адомаса бросилась к нему.
— Как? — дрожащим голосом спросила она. Бенас молчал.
— Плохо? — тревожно спрашивала жена Адомаса, но учитель кивком головы попросил ее помолчать.
— Простите, мне учитель сказал, и мы все вместе приехали, — сказала Герда.
Бенас вошел в палату.
Адомас приоткрыл глаза и улыбнулся. Выглядел он неважно.
— Как ваш хворост, Адомас? — сам не почувствовал, как спросил Бенас. Сладостная доброта гуляла по всему его телу.
Адомас с усилием поднял с края кровати руку и выставил большой палец. Бенас улыбнулся.
— Доктор, — медленно заговорил Адомас, — вот чертовщина: где тонко, там и рвется.
Бенас смешно оттопырил губу и покачал головой.
— Скажите, Адомас, вас не мучают воспоминания?
— Воспоминания? Наседают чаще во сне.
— Они хорошие?
— Доктор, воспоминания все хороши, даже самые плохие.
— Пожалуй, это так… Адомас, хорошо еще, если можно зашить, когда порвется…
— Хорошо.
— Ему не будет худо, доктор? — сквозь слезы спрашивала жена Адомаса, когда Бенас появился в коридоре.
— Не будет. Зайдите и спросите у него самого, он тоже знает. Только не мучьте его, дайте ему отдохнуть. И себя не мучайте.
Бенас удалялся по коридору.
Жена Адомаса с учителем вошли в палату.
— Идите и вы, — остановившись, сказал Бенас Герде.
— Многовато будет. Я посижу тут, а потом все поедем с учителем.
Постояв, Бенас вдруг подошел к Герде.
— Могли идти и вы.
— Доктор… — Он заметил, что ее глаза изменились. Бенас едва не отпрянул: они были очень похожи на глаза Гильды. Тут же он заметил, что и губы у нее такие же, как у Гильды.
— Доктор, сегодня я осмелюсь сказать правду. Вы же знаете, что приехала я только ради вас.
— Женщины останутся без нарядов, Герда… Адомасу плохо, а едете вы ради того, которому хорошо… Будьте умницей, прошу вас изо всех сил. Не стоило этого делать, Герда, вы же видите, что меня уже нету. Один только жалкий инертный дух, за который может зацепиться человек чувствительной души. Лишь иногда возгорается во мне пламя из кучи пепла. Себе-то я могу лгать и подбадривать себя сладостью этой лжи, но вас я не вправе потчевать ложью.
— Не говорите!.. Говорите кому угодно, но я-то знаю, что это неправда… Вы переутомились. Такому человеку… Вам очень трудно жить. Когда вы шли сейчас по коридору к палате Адомаса… на вашем лице была написана радость.
— Герда, это самообман. И не только себя я обманываю, но и вы обманулись… Этот старик профессор говорил правду… Мое лицо вспомнило, каким оно бывало в подобные минуты, и аккуратно сыграло себя. Бывшее лицо. Герда, все мы стремимся к воспоминаниям, хоть вы когда-то и не соглашались с этим. Или нет, вы говорили то же самое — что только те размышляют воспоминаниями, которые ничего уже не хотят, у которых ничего нет впереди.
— Вы не можете иначе, вы всегда должны ходить в белом халате… по палатам. Сейчас я предстану ужасной эгоисткой, но мне хочется верить, что я вам хоть как-то помогаю. Я же чувствую, я просто знаю: когда вы уплываете на озеро или когда гуляете по полям, вам ведь лучше, что есть я? Или я ошибаюсь, доктор? Скажите, можете ли вы мне хоть столько-то сказать?