Я никак не мог вспомнить, как здесь оказался. Ехал, читал книгу… а вот дальше все как отрезало. Глубокие провалы в памяти у меня до сих пор не случались, тем более что крепких напитков я не употребляю. Так что же произошло, и каким ветром меня сюда занесло? И где мои вещи?
Еще раз оглядевшись, сумки своей я нигде не обнаружил. Без телефона было непривычно и неуютно. Хорошо хоть очки всегда на мне, а то был бы сейчас как слепая курица. Я сделал машинальное движение, чтобы их поправить. Очков не было.
И вот это было самое странное. Нет, действительно, со зрением что-то произошло. Причем, в лучшую сторону. Я потер кулаками глаза, но ничего не изменилось. Я прекрасно видел все малейшие вмятинки на медной сковороде, висящей на самой дальней стене. Похоже, нас все-таки и в самом деле привезли в офтальмологический санаторий. Мысль была все такой же странной, как и в первый раз, но других вариантов не было.
Эта теория могла объяснить все. Вероятно, меня убедили сделать лазерную коррекцию зрения и теперь я прихожу в себя после наркоза. Память тут же услужливо подсказала, что при этой процедуре для анестезии всего лишь закапывают капли в глаза… Но вдруг у меня какой-то особый, уникальный случай? Примирившись с этой мыслью, я решил еще немного вздремнуть. Пока наркоз не отпустит.
И в этот момент в комнату зашла девушка. Судя по всему, горничная, в наряде, соответствующем обстановке. На ней было вполне себе правдоподобное и довольно качественно пошитое платье средневековой крестьянки. Конечно, я немного себе представлял, что носили тогда — в ранней юности какое-то время занимался исторической реконструкцией, однако не взялся бы определить под какой именно период какой страны сшили этот туалет.
Девушка — миловидная, маленького росточка изящная брюнеточка с карими, как я мог теперь без труда разглядеть, глазами. Заметив, что я проснулся она подошла и что-то негромко спросила. Действие наркоза сказывалось, поэтому я не сразу понял, что именно.
– Что вы сказали? – переспросил я, несколько смутившись.
Брюнеточка удивленно вскинула бровь, и стало понятно, что говорю я тоже еще не слишком разборчиво. Пока я разминал губы, она снова сказала:
– Как вам спалось, благородный?
Слова с некоторой заминкой, но оформились в моем сознании в понятную фразу, и я закашлялся.
– Простите, я еще, видимо, не до конца пришел в себя после операции. Здесь приняты такие правила обращения? Так сказать, полная аутентичность при реконструкции? Почему вы называете меня «благородный», и как тогда я должен обращаться к вам?
Она, как мне показалось, с сочувствием, а может быть даже и жалостью, посмотрела на меня:
– Калия меня зовут, благородный фаранд...
Девушка секунду помолчала и повторила:
– Просто Калия. А вы и есть благородный, все фаранды – благородные. Операции у вас никакой не было. Откуда же в нашем селении взять настоящего франгу и чем оплачивать его труды?
Вздохнув, она махнула рукой, задумалась на пару мгновений, а затем продолжила свой рассказ:
– Вас пользовала наша знахарка, бабушка Мирия. Но, знаете, она творит настоящие чудеса! Если бы не ее целебные мази да притирки, а главное, чудодейственный бальзам, вы точно бы умерли...
Голос ее слека задрожал.
– Хотя бабушка очень старалась, вы все равно несколько дней провели на грани между мирами. Это ее слова. Но она сумела вытянуть вас из мрака безмирья. Потом вы пролежали в беспамятстве еще две рундины. И вот, наконец, сегодня вы опять с нами, слава Эрине!
Я ошалело смотрел на девушку с «удивительным, а главное редким» именем Калия. Либо здесь очень сильно переигрывают, либо мое сознание одурманено сильнее, чем можно было предполагать. Или действительно меня кто-то поил «чудодейственным бальзамом»? Я уже не знал, что думать.
Было непонятно решительно все, но почему-то больше всего в этот момент меня заинтересовали непонятные слова и странные имена в речи «селянки». Если в этой реконструкции все настолько достоверно, то что это за рундины-ерундины и франги-фаранды? Какая-то шарада-марада…
«Ах, да!» - понял я. – «Это же не просто реконструкторы, а какие-нибудь косплейщики… вроде толкиенистов или типа того». Подходящее к данному шоу произведение мне в голову не приходило, но это ничего и не значило. Нельзя знать всего на свете, а вдруг есть такая игра для «плейстейшен»?
Снова найдя подходящее объяснение всему происходящему, я немного успокоился и даже решил подыграть так называемой Калии.
– А что же со мной приключилось? – интонации моего голоса отлично передали искреннюю заинтересованность.
– Мой муж нашел ваше благородство у леса, неподалеку от нашего селения. Там, где перекресток трех дорог. Когда он привез ваше тело… ой, простите… – покраснела она. – Когда он привез вас, думали, что все кончено – и сердце почти не билось, да и дыхания вроде как не было. Девушка заволновалась, вспоминая.
– А рана была просто ужасна! Другой бы вряд ли на вашем месте выжил. Страх просто! Клинок едва-едва не прошел через сердце. И что же это за изверг такой мог напасть на путника сзади за-ради смертоубийства!
В этом месте даже слезы выступили у нее на глазах. Я внутренне зааплодировал, как поется в песне, оценив красоту игры. Хотя вот про наличие мужа она зря упомянула. Вероятно, специально, чтобы клиент не начал флиртовать. И все же, что ни говори, до чего качественную программу нам предложили организаторы! Интересно, во что сейчас играют остальные мои попутчики по маршрутке?
Я важно, с чувством глубокого достоинства, как подобает настоящему фаранду, покивал головой и, откинув одеяло, попытался встать с кровати. И тут же упал обратно. На сорочке, в которую меня вырядили, прежде чем уложить в постель, медленно расплывалось кровавое пятно.
Небольшое, слава Эрине!
Глава 3
Я приподнял сорочку.
– Что за?.. – только и смог я сказать, совершенно ошарашенный.
В том месте, где и ожидалось, находилась свеженькая, едва начинающая рубцеваться, рана, из которой слегка сочилась кровь. С полпальца длиной, аккуратно сделанный разрез словно бы был выполнен искусным хирургом.
Калия уже несла кусок белой ткани, флакон из темного стекла и кусочек чего-то похожего на вату, только погрубее – видны были отдельные ниточки, из которых эта «вата» состояла. «Должно быть, это корпия, – предположил я, – раздерганая льняная ветошь». Читал я про нее в книгах по истории, конечно, часто, но вот видел – впервые.
Протерев рану какой-то невкусно пахнущей жидкостью, наложив корпию и ткань сверху, она вытащила из кармана свернутую рулончиком ленту и словно бинтом обмотала мою грудь.
– Ой, мамочки! – вдруг огорченно всплеснула руками девушка. – Вы же голодный! Я же все это время с горем пополам только поила вас куриным отваром…
– Бульоном… – машинально поправил я, думая совершенно о другом. Она, кажется, не услышала.
Я снова улегся на перину, а Калия подошла к одной из корзин, стоявших на полу, и достала из нее завернутый в полотенце круглый пирог. Положила его вместе с ножом на оловянное блюдо, поставила туда же глиняную кружку и налила в нее молока из крынки.
Приговаривая: «Сейчас, сейчас…», она водрузила снедь на табурет и приставила его к моему изголовью.
– Вы кушайте, кушайте, – предложила хозяйка, – да отдыхайте, а я пока пойду по хозяйству… – быстрыми шагами она вышла из дома.
Видимо, мой организм, еще не вполне осознал, что теперь ему придется работать в прежнем, более или менее активном режиме, поэтому аппетит еще только-только начинал просыпаться. Однако, выпечка пахла так, что я сразу же отрезал себе приличный кусок. А откусив, понял, что редко когда в своей жизни едал что-либо настолько волшебно вкусное. Пирог был начинен, если я правильно понял, мясом кролика. С какими-то травами, кореньями, с луком, чесноком и с чем-то еще, новым для моих вкусовых рецепторов.