Как это ни странно, Крещатик, носящий свое название уже свыше тысячелетия, стал городской улицей совсем недавно. Всего лишь сто лет с небольшим тому назад Тарас Шевченко еще ходил сюда охотиться на диких уток. Он жил неподалеку, в одном из ближайших переулков, в доме, сохранившемся до сих пор, хоть и не в прежнем виде. Здесь теперь находится мемориальный музей великого украинского поэта. Отсюда было рукой подать до буйных зарослей, покрывавших крутые склоны Крещатого яра, на дне которого некогда протекал ручей, а во времена Шевченко находились Козье болото и заросшее камышом озеро.
Этот глубокий овраг играл важную роль в жизни древнего Киева. По его склонам проходил не только путь «в Печенеги» и «на Васильев град», но и несколько проселков, соединявших разрозненные части древнего города. Дело в том, что в те времена Киев состоял из трех частей, не связанных между собой площадью общей застройки: Печерск с лаврскими колокольнями и знаменитыми пещерами, Нагорная часть с древним Софийским собором, бывшим на заре христианства одним их важнейших его оплотов, и Подол — торговая часть города. Между ними находился Крещатый яр; он служил единственной транспортной магистралью, связывал город воедино.
Киев строился необычно. Большинство городов начинают свое существование с появления главной улицы, от которой градостроители танцуют, как от печки. В Киеве все почему-то произошло наоборот: город уже существовал много столетий, а место, которое должно было стать его главным кровеносным сосудом, оставалось пустынным урочищем, в зарослях которого жили дикие звери.
История этого ручья начинается с крещения в нем двенадцати сыновей киевского князя Владимира. С этого, собственно, и пошло приобщение Руси к христианству.
До самого конца XVIII века здесь не было ни одного строения. В глубоком урочище журчал лишь исторический ручей, впадавший в устье реки Почайны. Чуть позже здесь появились водяная мельница и мазанки монастырских людей, а еще через некоторое время заезды и винокуренные заведения шинкарей. И лишь в середине прошлого столетия улица стала приобретать городской вид, хотя, лишенная единого плана, она далеко уступала другим улицам города.
Только в начале нашего столетия Крещатик обрел наконец свое истинное значение и стал центральным проспектом большого города. На месте нынешней Генеральной прокуратуры появился первый в Киеве театр, построенный по проекту архитектора А. Меленского. В 31-м номере открылась так называемая «Аптека для души», или «Кабинет для чтения», — Публичная библиотека. На углу Прорезной начало свою деятельность «заведение Балабухи и Рябошапки» — кондитерская, в которой производили знаменитое киевское сухое варенье, известное по всей России. Чуть позже выросло построенное по проекту архитектора Шилле здание Думы. Именно отсюда Столыпин поехал в Оперный театр, где его настигла пуля. На Крещатике выстроились большие гостиницы, жилые дома, в нижних этажах которых разместилось множество магазинов и ресторанов. Яркое освещение, каменная мостовая и тротуары, один из первых трамваев в стране и, наконец, близость к театру, цирку и другим культурным заведениям превратили Крещатик в центр города.
С этого времени представление о Киеве связывается всегда с Крещатиком, как воспоминание о Петербурге — с Невским проспектом. Даже человек, никогда не бывавший в этом городе и знавший о нем лишь то, что это один из древнейших городов страны, прежде всего спрашивал о Крещатике, без которого Киев себе невозможно представить.
А. П. Довженко был удивительно верен своим привязанностям и антипатиям. Здесь, на Крещатике, у него тоже был свой «ненавистный дом» — здание Центрального универмага. Я помню, как во время прогулок Бучма лукаво посмеивался и незаметно толкал меня в бок, когда, приближаясь к универмагу, Довженко неизменно стремился перейти на другую сторону улицы. Как выяснилось впоследствии, война разрушила все здания Крещатика, от самой площади Калинина до улицы Ленина, оставив в неприкосновенности лишь одно здание — именно киевский универмаг. В ноябре 1943 года, на следующий день после взятия Киева нашими войсками, мы вдвоем пробирались по страшным руинам прекрасной улицы и угнетенно молчали. Дойдя до здания универмага, Довженко остановился и почти с нежностью сказал: