— Стремление жить, принося пользу, окрыляет, — сказал Семен. — Когда в жизни находишь свое место, то и мир кажется краше.
Эти слова не были Мурзабаю откровением. Мурзабай и сам всю жизнь думал так. И пользу народу приносил. Однако эту пользу теперешняя власть не оценила, не одобрила…
— Ты, дядя, может, и сейчас не очень-то принимаешь Советскую власть и новые порядки? — продолжил Семен. — Книги Ленина, говоришь, читал с интересом. Насколько больше будешь понимать Ленина, порядки и законы Советской власти, ее политику, настолько лучше и поймешь сбой долг.
— Не для чего и не для кого, а лишь для себя ищу я сейчас покоя, — Мурзабай как бы уклонился от прямого разговора.
— Только если то, что считаешь нужным для себя, совпадет с тем, что нужно для народа, вот тогда и станешь на правильный путь!
«Хоть одна душа в мире старается понять меня», — порадовался Мурзабай.
15
Салдак-Мишши теперь, если бы пришлось заехать в Чулзирму, не стал бы брезгливо сторониться своего старшего брата. Совсем переменился Тимрук. И сельчане его теперь зовут почтительно — «Владимиром Наумычем». Он еще не совсем отвык от слова «замана» и от привычки говорить прибаутками, но все же стал совсем другим человеком. Бросил пить… Партийная ячейка не ошиблась, выдвинув Заману-Тимрука на советскую работу.
Воздух саманы в свое время на селе Тимрук почувствовал первым. Тогда даже принимал участие в общественных делах. В 1917 году, еще. до Октябрьской революции, его послали в город в качестве делегата на крестьянский съезд. Возможно, Тимрук тогда дошел бы и до Самары, однако на уездном съезде он проштрафился перед эсерами и несколько дней отсидел в каталажке. С тех пор он начал якшаться с куштанами, а от провозглашения политических лозунгов воздерживался.
Первые «камуны» не поняли его, чуждались… И даже родной брат отнесся к нему как к подкулачнику.
Тайманов сам, вернувшись ненадолго в село, познакомиться с ним ближе не успел. Лишь прибывший со стороны учитель хорошо понял Тимрука.
Среди крестьян-середняков авторитет Тимрука, оказывается, был очень высоким. Для них он не обертывался лишь только шутником и балагуром.
Тимрук водился с куштанами, а односельчане поговаривали:
— Наш Замана помалкивает о новой самане. Если бы он похвалил Советы, и мы бы тоже его поддержали!
Сам он свое небольшое хозяйство вел аккуратно. По характеру Тимук был добрым и честным. Немало хлеба давал в долг беднякам, вдовам-солдаткам, но никогда не ущемлял их, как какой-нибудь куштан. И это очень хорошо знали в Чулзирме.
Одним словом, и середнякам и беднякам пришлось но сердцу, что Тимрук стал главой села. Хаяр Магар, помня прошлое, пытался подпаивать его и склонить на свою сторону. Тимрук высмеял ого:
— Кумышкой будешь угощать — в каталажку посажу. А за перевод зерна на самогон продразверстку наложу. Пудов сто!..
Мирской Тимук не захотел признать нового руководителя села.
Но сам выслуживался как мог: поймав за варкой кумышки сноху Элим-Челима, написал на нее донос. Ловя самогонщиков, он, видите ли, помогает Советской власти.
Тимрук давно понял сущность Мирского Тимука. И однажды, при встрече, когда оказались вдвоем с глазу на глаз, сказал:
— Если еще раз вмешаешься, самого снова отправлю в тюрьму. А ведь сваренную Праски кумышку пили с Хаяр Магаром вдвоем! Почему же это ты не повел его к Чахруну?
Тимук, тяжело ворочая глазами, попытался поддеть Тимрука:
— Тебя пожалел. Он же твой сродственник…
— Его родственники — волк из Волчьей пади и сорока из Чук-кукри. Обоих вас с Чахруном выслежу в Чук-кукри и отправлю куда следует.
— У тебя нет права ущемлять батрака и бедняка, раз ты — Советская власть, — продолжал ершиться Тимук.
Тимрук посмотрел ему в глаза издевательски-насмешливым взглядом и тут же припугнул:
— Завтра еду в Камышлу. Пригласить Мурзабая на твою свадьбу, или свадьбу решили справить без него?
Сказав это, он не торопясь отправился своим путем дальше, насвистывая какую-то песню.
Тимук мелкой рысцой побежал следом.
— Владимир Наумыч, не шути надо мной… Не позорь бедного сироту. Дурную молву не принимай за правду.