Мэтту он показался просто большим, а Скай видела перед собой высокого, широкоплечего, узкобедрого, мускулистого мужчину, чья мужественная красота непроизвольно приковывала женские взоры. Люк выглядел очень сексуально в любой одежде, а уж без нее…
Сейчас Люк был одет в черные джинсы, несомненно, от какого-нибудь известного дизайнера. Черная спортивная рубашка обтягивала его широкую грудь, позволяя увидеть мускулистые предплечья.
— Могу я поговорить с тобой, Скай? — В его голосе ей послышались просительные нотки, но его низкий бархатистый тембр немедленно пробудил болезненные воспоминания. Как этот голос убеждал ее в любви, нашептывал нежные и страстные слова в постели… Скай почувствовала, как румянец покрывает ее лицо и шею при воспоминании о том, как он касался ее, целовал…
Она остановилась на безопасном расстоянии, в метре от него, с вызовом глядя прямо ему в лицо.
— Отойди, пожалуйста, от калитки. Я уделю тебе несколько минут, но мой сын должен пойти в дом.
Люк открыл калитку, пропуская Мэтта, и отступил.
— Я бы хотел, чтобы ты нас познакомила, — сказал он, с улыбкой глядя сверху вниз на мальчика, который мог быть его сыном, и на всякий случай распространяя свое пресловутое итальянское обаяние.
От страха у Скай окаменел позвоночник.
— Это — мой сын. — Она выпустила руку Мэтта из своей и подтолкнула вперед. — Беги и сделай так, как я сказала.
Мэтт послушался и юркнул в калитку, но потом остановился, обернулся и с вызовом посмотрел на Люка Перетти.
— Не обижайте мою маму!
Люк покачал головой, на его лице отразилась боль.
— Я пришел не для того, чтобы обидеть ее. Просто поговорить, — мягко ответил он.
Мэтт еще несколько секунд смотрел на него, затем неуверенно взглянул на Скай, которая махнула в сторону дома. К ее огромному облегчению, Мэтт побежал по дорожке, открыл дверь и вошел в дом. Только убедившись, что он все сделал, как она сказала, Скай перевела взгляд на мужчину, который не имел никакого права находиться здесь. Морального права. И он должен это знать!
— Что тебе нужно? — резко спросила она, ненавидя его за то, что он сделал с ней, за то, что делает сейчас, ворвавшись в их жизни.
— Он и мой сын, Скай, — заметил Люк без тени сомнения.
— Нет, не твой, — горячо возразила Скай, стремясь посеять сомнения, чтобы он поскорее ушел.
— Я видел копию свидетельства о рождении, — возразил Люк. — Уже сама дата…
— Там не указан отец. Я написала, что он неизвестен. Ведь я потаскушка, прыгающая из постели в постель, помнишь?
Люк вздрогнул, как будто она ударила его.
— Я тогда ошибся.
Скай насмешливо приподняла бровь.
— Поздновато менять мнение, тебе не кажется?
— Мне очень жаль. Я должен был поверить тебе, Скай. На фотографии была не ты. Теперь я это знаю.
Скай отвела взгляд, не в силах вынести извиняющегося выражения его глаз. Ведь его слова ничего не меняли. Они ничего не значат по сравнению с той глубокой, горькой обидой, которую он причинил ей. И это запоздалое извинение не смягчит ее сердца.
Восстановив барьеры, призванные защитить ее от его обаяния и привлекательности, Скай снова посмотрела Люку прямо в лицо.
— Откуда такая уверенность? — насмешливо спросила она. — Ведь звездой на этих фотографиях был твой брат. И не ему ли ты безоговорочно поверил в первую очередь?
На лице Люка резко очертились скулы.
— Мой брат… умер. Месяц назад.
Роберто мертв? Такой молодой?
Шок от этих слов заставил Скай забыть о своем желании как можно быстрее избавиться от Люка. Перед ее мысленным взором встал образ Роберто Перетти — грива вьющихся черных волос, насмешливые глаза, дразнящая улыбка. Роберто был не таким высоким, как старший брат, и не так мускулист, но бьющая через край энергия и живость делали его очень привлекательным. Настоящим плейбоем. Он нравился Скай, она с удовольствием смеялась его шуткам, но ничего подобного тому, что она испытывала к Люку, к Роберто она не чувствовала. Но все это было до того, как она увидела эти ужасные фотографии. Вспомнив о фотографиях, Скай вернулась к реальности.
— Сочувствую твоей потере, Люк, — натянуто сказала она. — Но это не имеет ко мне никакого отношения.
— Его последние слова были о тебе, Скай, — тихо произнес Люк.
Итак, Роберто признался в обмане, и Люк не мог не поверить предсмертным словам брата.
— Это не имеет значения, — сквозь стиснутые зубы произнесла Скай.
— Имеет для меня.
— Это твое дело. Ты давно перестал что-либо значить для меня.
Люк резко втянул воздух и кивнул.
— Что ж, достаточно честно. Но я хочу, чтобы ты знала, что факт твоей беременности скрывался от меня. Я узнал об этом от Роберто перед самой его смертью. И ребенок имеет значение. Наш ребенок, Скай.
— Нет, мой!
Все в Скай взбунтовалось против такого посягательства. Это она выносила и дала жизнь Мэтту, в то время как семья Перетти…
— И тест ДНК наверняка подтвердит это… — услышала она.
— Ты разговаривал со своим отцом об этом? — резко перебила его Скай. Ей было необходимо знать, действует ли Люк по собственной инициативе или по наущению могущественного и властного Маурицио Перетти. Отец Люка представлял реальную угрозу, но если Люк действует по собственному почину…
— Это мое личное дело, — коротко ответил он.
— Он сделал это дело и своим тоже, — заметила Скай. — Он заплатил мне тысячу долларов, чтобы я сделала аборт. Твоего ребенка он убил, Люк.
— Нет! — Люк затряс головой. — Он не мог поступить так. Он никогда бы так не поступил.
— Но он именно так и поступил. Не думаю, что тебе стоит затевать дело об установлении отцовства спустя шесть лет. Мой сын — это только мой сын. И это был мой выбор оставить его.
— Скай… — В глазах Люка было страдание. — Я не имею ко всему этому никакого отношения.
Скай почувствовала, как ее сердце снова ожесточилось.
— Имеешь, Люк. Ты не поверил мне, но безоговорочно поверил своей семье. Возвращайся к ним и той жизни, которую они для тебя спланировали. Здесь ты никому не нужен.
Калитка оставалась открытой, а Люк явно пребывал в шоке от всего услышанного.
Скай подумала, что в таком состоянии он не сделает попытки остановить ее, и не ошиблась. Обойдя Люка, она вошла в калитку, заперла ее за собой и, ни разу не оглянувшись, пошла по дорожке к крыльцу. Она ожидала, что Люк окликнет ее или пойдет вслед за ней, но он не сделал ни того, ни другого. Войдя в дом, Скай закрыла дверь, отсекая от себя мужчину, который не должен был снова появляться в ее жизни.
Это было нечестно. Неправильно. Люк Перетти не принесет ей ничего, кроме горя.
Глава 3
По дороге к дому родителей Люк кипел от гнева. Пять лет назад отец заплатил за этот особняк в неоготическом стиле двадцать миллионов долларов, а сегодня он вполне мог продать его за тридцать.
Двадцать миллионов за дом и тысячу, чтобы избавиться от внука!
Частный детектив, нанятый Люком, нашел Скай и ее сына живущими в дешевом арендованном коттедже в Брайтон-Ле-Сэндз. Она даже не закончила курсы физиотерапевтов и работала массажисткой, чтобы свести концы с концами. Ни машины. Ни счета в банке.
Люк допускал, что Скай могла просто порвать отцовский чек, не желая ничего брать от людей, отнесшихся к ней как к шлюхе. Ее поведение сегодня днем было преисполнено холодной гордости, и она отвергла все, что он пытался предложить. Их сын по праву был ее сыном. Только ее. Проданным ей за тысячу долларов — презренных тысячу долларов!
Люк все никак не мог поверить, что его отец мог дать денег на аборт. Такой поступок противоречил его итальянскому происхождению, а Маурицио Перетти был истинным итальянцем. Он мог хотеть, чтобы нежеланный внук исчез, тем более, если это шло вразрез с его планом объединиться с семьей Луззани, но настаивать на аборте?!