— И как вы намерены поразить меня своим проклятием, святейший отец? — осведомился Ршава с утонченной и ироничной вежливостью. — Возможно, мне суждено умереть от скуки? Похоже, ни на что большее ваше проклятие не способно.
Аркадий взревел и замахнулся на Ршаву кулаком:
— Докажи, что у тебя выйдет лучше, лживый мешок с навозом!
Ршава поклонился Аркадию:
— Да будет так, как вы сказали.
Он поклонился Созомену:
— Он заявил, что обладает силой. Я бы сказал, что он приписал себе владение этой силой. Я тоже заявляю, что обладаю некоторой силой. И я докажу, что она превосходит ту, о которой заявлял он. Его демонстрация, как я полагаю, провалилась. Теперь очередь за мной. — Ршава указал на оппонента. — Проклинаю тебя.
И Аркадий упал замертво.
Теперь в Соборе наступила тишина: полная, абсолютная, пугающая тишина. Ее прервал стон, изданный кем-то, стоящим возле тела Аркадия.
— Он… умер, — произнес тот священник с дрожью в голосе, пошатнулся и тоже упал.
Ршаве оставалось надеяться, что это всего лишь обморок.
Тишина взорвалась суматохой. Все, кто находился возле Ршавы, попятились, точно боясь, что следующим покойником станет кто-то из них. А может быть, и не одним покойником. Священники и прелаты истово очертили на груди солнечный круг. Некоторые потом уставились на свои руки, вероятно задумавшись, настолько ли этот жест угоден богу, как они всегда полагали.
Стоявшие возле стены маги спорили, и разговор их становился все горячее. Один из них указал на Ршаву. Это не было проклятием — а если и было, то не сработало. Но Ршава решил, что маг лишь показывает на него. Он не боялся чародеев — и сейчас еще меньше, чем прежде.
Священники тоже начали показывать на Ршаву.
— Колдовство! — крикнул кто-то из них.
Через секунду его крик подхватили многие: — Колдовство!
— Нет. — Ршава покачал головой. — Я не пользовался специальной магией. Аркадий заявлял, что его устами говорит бог. Однако когда он был подвергнут великому испытанию жизни, то обнаружил, что все это лишь пустота — ветер и воздух. Я уже говорил вам, святые отцы, что верю в то, что другой бог сильнее. Я попросил его говорить моими устами, дабы ответить на ложь и оскорбления Аркадия. Я попросил его, и он сделал.
— Колдовство!
Его никто не слушал, да Ршава и те ожидал иного. Он смотрел на двух магов. Один из них кивал — в знак согласия с доводами Ршавы, как тот полагал. Другой все еще качал головой, хотя и с меньшей убежденностью, чем недавно.
К удивлению Ршавы, Созомен тоже глядел на магов.
— Итак, господа? — спросил вселенский патриарх.
— Пресвятой отец, как минимум не исключено, что он сказал правду, — ответил тот, кто кивал. У второго вид был весьма недовольный, но возражать товарищу он не стал — а если и возражал, то не вслух. — Во всяком случае, я убедился, что обычными заклинаниями он не пользовался, — заключил первый маг.
— Понятно, — веско проговорил Созомен. — Или, наверное, понятно. — Он обратился к собравшимся: — Святые отцы, я объявляю перерыв в работе синода. Мы соберемся вновь через три дня. А пока я приказываю никому не говорить о том, что происходило здесь сегодня.
Ршава знал, что с тем же успехом можно было приказать морским волнам не накатываться на берег или солнцу не вставать на востоке. И часа не пройдет, как о событиях в Соборе узнает вся столица. Впрочем, он предположил, что Созомен был обязан хотя бы попытаться сохранить все в тайне.
Вселенский патриарх повернулся к нему:
— Окажете ли вы мне честь, оставшись для обсуждения этого дела?
— Конечно, пресвятой отец. Я в вашем распоряжении.
Церковники хлынули из Собора почти бегом. Двое священников, приехавших вместе с Аркадием, унесли его тело. Другой священник, упавший рядом с ним, наверное, поднялся, когда наступил хаос, а это означало, что он всего лишь на время потерял сознание. Ршава был скорее доволен этим, чем нет. Он не собирался убивать того беднягу.
Созомен спустился с кафедры. Сделав это, он словно отказался от части своего патриаршего достоинства и, подходя к Ршаве, выглядел опечаленным стариком.
— Не надо было убивать Аркадия, — скорбно произнес он.
— Мне очень жаль, если это вас огорчило, пресвятой отец, — ответил Ршава; он не стал говорить, что сожалеет о содеянном. — Этот человек оскорбил меня и назвал лжецом. Как еще я мог доказать ему, что он ошибается?