Превосходное исполнение леденяще контрастировало с ужасными словами. Ршава считал себя человеком твердым, но здесь он невольно содрогнулся. Этот приговор посылал его… «Туда, где я уже нахожусь», — подумал он и выпрямил спину.
— Отречешься ли ты от своего заблуждения о том, что сила Фоса ослабла в этом мире, в то время как сила Скотоса возросла? — вопросил Созомен.
— Я не считаю это заблуждением и не отрекусь от него, — повторил Ршава.
Он знал, как будет проходить эта церемония. И знал, как она закончится, — а точнее, знал, как ей положено закончиться. Однако он задумал несколько иную развязку.
Почти невидимые священнослужители еще раз вздохнули. Был ли этот вздох печалью или предвкушением? Ршава знал, что он по этому поводу думает. Однако жест Созомена был, несомненно, полон печали. Священник с колпачком погасил еще одну свечу. Хор снова пропел:
— Анафема еретику! Да будет он отлучен! Да будет он отвергнут во мрак! Да будет так!
Еще трижды Созомен предлагал Ршаве вернуться к ортодоксальной вере и отречься от новообретенной веры в Скотоса. И трижды Ршава отказывался. Колпачок погасил три свечи, и хор трижды пропел анафему Ршаве.
В Соборе осталась гореть лишь одна свеча. Созомен задал последний ритуальный вопрос. Ршава ответил не сразу. Когда пауза затянулась, патриарх с надеждой переспросил:
— Святейший отец? — Он, несомненно, полагал, что хотя бы в последний момент душу Ршавы удастся спасти.
Но Ршава отнюдь не считал, что его душа нуждается в спасении, полученном от священников, подобных тем, кто здесь собрался. Он был занят кое-чем другим, озаботившись заблаговременно (он улыбнулся невольному совпадению), чтобы ему не смогли помешать. Последний вопрос Созомена поторопил его.
Когда Ршава дошел до места, после которого мог говорить, он ответил:
— Извините, пресвятой отец. Я не считаю мою доктрину заблуждением и в последний раз отвечаю: я не отрекусь от нее.
— Воистину в последний раз, — печально согласился Созомен.
С той же печалью он в последний раз подал знак священнику с колпачком. Тот в последний раз воспользовался им, и Собор погрузился во мрак. В последний раз хор пропел:
— Анафема еретику! Да будет он отлучен! Да будет он отвергнут во мрак! Да будет так!
Едва наступила тьма, Ршава не стал тратить время зря. Он начал произносить заклинание, когда последняя свеча еще горела, и дошел до середины, когда патриарх задал последний вопрос. Созомену пришлось ждать, пока Ршава тихим шепотом произносил первую часть заклинания: не завершив ее, он не мог ответить. Затем, отказавшись признать, что заблуждался, Ршава быстро договорил остальное. И всего через секунду после того, как погасла последняя свеча, он прошептал:
— Да свершится!
И, как в той гостинице в городе восточнее столицы, из его пальцев потекла тьма. То была истинная тьма. Тьма как враг света, а не всего лишь его отсутствие. Та самая тьма, которую получаешь, призывая Скотоса вместо Фоса. Она поглощала свет, поглощала само понятие «видеть». В той гостинице Ршава произнес это заклинание ради эксперимента — узнать, на что оно способно. Теперь он это знал. Для тренировки Ршава произносил заклинание со множеством вариаций, какие только приходили ему в голову. И сейчас вложил в него всю свою силу — а может быть, и силу темного бога, добавившуюся через него.
После завершения церемонии отлучения послушникам и священникам полагалось быстро обойти Собор, зажечь лампы, факелы и свечи, залить огромное здание светом, чтобы показать приговоренному, чего он лишился навсегда. Наверное, они уже начали это делать; но как они могли продолжать, когда тьма затопила даже факелы у них в руках? Их тревожные возгласы прозвучали в Соборе первыми.
Первыми, но далеко не последними.
— Свет! Где свет? — нетерпеливо крикнул кто-то.
Свет потерпел поражение! Ршава ликовал. Он едва не выкрикнул эти слова, но в последний момент спохватился. Зачем подсказывать врагам, где он и что делает?
— Колдовство! — пронзительно завопил кто-то.
— В Соборе рыщет Скотос! — добавил другой, и его вопль, если воспользоваться видесской пословицей, пролил духи в суп.
К Ршаве кто-то протянул руки. Прелат подумал, что это один из тех чародеев, которые привели его сюда из тюрьмы, или один из охранников. Кем бы тот ни был, в непроницаемом мраке он слепо пробрел мимо Ршавы и кого-то схватил.
— Ха! Попался! — воскликнул маг или охранник.
Завязалась потасовка.
Неподалеку другой маг начал вполголоса произносить контрзаклинание. Ршаву такое совершенно не устраивало, поскольку могло лишить его защиты. Он ткнул пальцем в ту сторону, откуда доносились торопливые и негромкие слова.