Шаман развязал сыромятный ремешок на мешочке и прошептал несколько непонятных Ршаве, но ритмичных предложений. «Нечто вроде молитвы», — подумал Ршава. Затем Липокша высыпал семена из мешочка на угли в жаровне.
Поднявшееся облако дыма наполнило палатку. У Ршавы заслезились глаза, он раскашлялся. Запах не был неприятным — только более пряным и резким, чем у древесного дыма. Однако Ршава не хотел бы оказаться в закрытом помещении с чадящим костром внутри, и задымленная палатка ему тоже не понравилась.
Он старался вдыхать как можно осторожнее. Липокша же, напротив, дышал шумно, втягивая ноздрями большие порции конопляного дыма. Тогда Ршава заставил себя поступать так же, хотя горло у него уже горело. Если в дыме имелась какая-то магическая сила, она поможет и шаману, и ему.
Губы Липокши растянулись в глуповатой улыбке — почти такой же, как если бы он перебрал вина. Ршава поймал себя на том, что ему трудно поддерживать ненависть к миру, который так долго ему сопротивлялся. Тело его словно заснуло, а разум больше интересовало то, что происходит внутри его, а не снаружи.
Однако воля все еще подчинялась ему. Он указал на сидящего напротив Липокшу:
— Проклинаю тебя.
Он даже увидел, как проклятие сорвалось с кончиков его пальцев. Ршава сейчас как будто существовал в двух плоскостях одновременно: в нормальном мире и в мире духовном, мире силы. Он увидел, как проклятие летит к Липокше и как дух шамана уклоняется от него, позволяя ему безвредно улететь в пустоту.
— И это все, на что ты способен? — В мире духов Ршава понимал язык хаморов без труда. Дух Липокши презрительно махнул рукой. — А вот проклятие, которое кусает.
За спиной у Ршавы кто-то зарычал. Его духовная половина резко обернулась, хотя физическое тело сидело неподвижно. К нему приближался огромный волк. Глаза у него пылали, оскаленные зубы напоминали пилу. Ршава без всякого предупреждения догадался, что волк сожрет его душу, если сможет, — а он сможет.
— Изыди! — крикнул он. Волк высунул язык в собачьей усмешке и подошел ближе. Огонь в его глазах запылал ярче. — Проклинаю тебя! — Но смерть от проклятия миновала Липокшу, промахнулась она и теперь. Ршава не был уверен, что волк-дух живой — в том смысле, в каком это слово понимается в материальном мире.
Волк разинул пасть настолько широко, что смог бы проглотить Ршаву целиком. Дух Липокши захихикал.
— Прощай, человечек. Прощай, дурачок, — весело произнес он.
Ршава задумался над тем, сможет ли убежать. Но догадался, что здесь как и в реальном мире: одинокий волк всегда догонит одинокого человека. И тогда он побежал, но к волку. Тот удивленно отпрянул.
— Да заберет тебя Скотос! — рявкнул Ршава. — Да сгинешь ты во мраке навсегда!
И волк исчез.
Липокша перестал смеяться. Дух Ршавы повернулся к шаману.
— Я не знал, что ты на такое способен, — заметил Липокша.
— Жизнь полна сюрпризов, — ответил Ршава. — Ты взывал к своим силам, а я воззвал к своим. Отведай-ка еще, и посмотрим, как это тебе понравится!
И он громко произнес заклинание, которое использовал в Соборе, — то самое, что вызывало свет именем Фоса, но насылало на мир тьму, если действовало именем Скотоса.
И вновь из рук Ршавы потекла тьма. Здесь, в духовном мире, она казалась более живой и более осязаемой, чем в материальном. Она струилась к духу Липокши, словно желая утопить его, поглотить навсегда. Подобно Ршаве, выступившему против призванного Липокшей волка, шаман сопротивлялся. В его руках появился бубен; пальцы Липокши стали выстукивать быстрый и сложный ритм. Край надвигавшейся тьмы завернулся: шаман пытался взять ее под контроль, а может быть, и обратить против того, кто ее наслал…
— Скотос! — прошептало одновременно и духовное, и физическое тело Ршавы.
Он указал на Липокшу, обрушил на него свою волю — и тьма подчинилась!
Когда она поглотила шамана, тот жалко, испуганно завопил. И Ршаве показалось, что сквозь этот вой он слышит мрачный и холодный смех. Или он вообразил, что слышит? Но энари тоже различил этот смех — или вообразил, что различает? Как бы то ни было, его крик, доносившийся из тьмы, превратился в пронзительный и отчаянный вой. Потом и он смолк — навсегда. А смех? Здесь, в духовном мире, этот смех зазвучал навсегда, вечный и неумолимый, как прилив.
Постепенно Ршава вернулся к себе… или вновь обнаружил себя только в материальном мире. Была ли тут разница? Он не мог точно сказать; дым конопли все еще затуманивал его мозг. Зато тело, лежавшее по другую сторону жаровни, было, несомненно, мертво. Живой человек не мог принять такую позу, словно у него нет костей; к тому же кишечник невезучего Липокши опорожнился, добавив новый резкий запах к остроте конопляных испарений в войлочной палатке.