Коротко поклонившись, Ршава отвернулся. Прелат не хотел, чтобы Зауц видел, насколько он встревожен. Большинство прелатов по всей империи будут точно так же приглядываться к местным эпархам. Ршава был избавлен от этой обузы… или роскоши? Стилиан предположит, что Ршава сохранит верность своему родственнику-автократору, и будет прав.
Краем глаза Ршава заметил, что Зауц направился обратно в резиденцию. Убедившись, что остался в одиночестве, прелат негромко выругался. Малеин проявил себя достаточно хорошим автократором, весьма энергичным и способным. Ршава не стал бы беспокоиться из-за большинства вероятных мятежников; он не сомневался, что Малеину под силу быстро с ними справиться.
Но Стилиан? Это уже совсем другая история.
К прелату подошел широкоплечий краснолицый мужчина, с мозолистыми руками кузнеца.
— Что-то случилось, святейший отец? — спросил он. — Выглядите так, будто у вас на глазах вашего щеночка телегой переехало.
Ршава посмотрел на него… или, скорее даже, сквозь него. Лицо кузнеца еще больше покраснело. «Он ни в чем не виноват», — напомнил себе прелат, стараясь держаться доброжелательно. Но сейчас ему было не до разговоров.
— Боюсь, добрый человек, причина тут не настолько мелкая.
Кузнец отошел, почесывая макушку.
* * *Гимерий не мог похвастаться жилищем, достойным называться резиденцией. Он жил в обычном доме — таком же, как и все остальные дома на этой улице. Его первый этаж был построен из местного золотистого песчаника, второй — из брёвен, уже побелевших от времени. Единственным отверстием в первом этаже был дверной проем, а сама дверь из толстых досок, обитых железными полосами, годилась и для крепости. В верхнем этаже имелись два окна с прочными деревянными ставнями, которые закрывались зимой, чтобы не впускать в дом морозный воздух. Как и у всех домов в Скопенцане, шиферная крыша была крутой, чтобы с нее легче соскальзывал снег.
Ршава постучал в несокрушимую дверь. Двое мальчишек, пинавших мяч на узкой немощеной улице, бросили на него подозрительные взгляды: в эти кварталы священники заходили не каждый день. Кудлатая бродячая собака, рывшаяся в куче мусора, не обратила на него внимания. В эту минуту Ршава предпочел бы такое отношение всем прочим.
Ему никто не ответил, и священник постучал вновь, сильнее. На сей раз дверь приоткрылась. За ней стоял Гимерий: он уставился на Ршаву с еще большим удивлением, чем мальчишки.
— Святейший отец! — воскликнул командир гарнизона. — Чем я обязан чести такого визита?
Он не сказал: «Что вам от меня нужно?» — но наверняка подразумевал именно это.
— Можно мне войти? — осведомился Ршава.
— Да, конечно.
Гимерий посторонился, впуская прелата. Командир гарнизона был столь же высоким и худым, насколько Зауц — приземистым и плотным. Гимерий даже на палец-другой превышал ростом Ршаву, отнюдь не коротышку. На вытянутом угловатом лице командира выделялись острый нос и родинка на правой щеке — чуть выше края бороды, аккуратно подстриженной и чуть тронутой сединой.
В передней Ршава увидел стол и несколько стульев, а возле очага — деревянное кресло. Гимерий жестом предложил его гостю, но священник, покачав головой, уселся на стул. Кресло наверняка было любимым местом Гимерия. И действительно, офицер, облаченный в просторную шерстяную тунику поверх мешковатых штанов, заправленных в сапоги, — так одевалось большинство мужчин в этом холодном северном городе, — уселся в кресло.
— Ингегерд! — крикнул он, повернув голову к кухне. — У нас в гостях прелат. Принеси нам, пожалуйста, вина и медовых булочек.
— Да, сейчас, — отозвалась жена.
Имя, равно как и звучный музыкальный акцент ее видесского, подсказали Ршаве, что она родом из страны халогаев.
Через пару минут она принесла угощение на деревянном подносе. Ростом Ингегерд почти не уступала Ршаве и была необычно красивой: светловолосая, светлокожая, с твердыми гранитными скулами и подбородком и синими глазами — более синими, чем небо над Скопенцаной. Несмотря на обет целибата, Ршава невольно скользнул взглядом по выразительным округлостям ее тела…
— Святейший отец, — негромко произнесла она и очертила на груди знак Фоса. В отличие от большинства халогаев, она отказалась от суровых богов своей родины, уверовав в благого бога.
Ршава воздел руки к небесам, плюнул, ритуально отвергая Скотоса, и глотнул вина. Оно было сладким и крепким — хорошее вино, а прелату не мешало подкрепить силы. Он откусил от медовой булочки, обильно сдобренной грецкими орехами и сливочным маслом. К маслу ему здесь пришлось привыкать: в городе Видесс, где в ходу было оливковое масло, употреблять сливочное считалось признаком варварства. Но здесь оно оставалось свежим дольше, чем в столице.