— У меня там нет соломы? — спросил он.
— Немного есть, — ответила халогайка и поправила свои волосы. — А у меня?
Набравшись смелости, Ршава вынул из ее волос пару соломинок. Она не нахмурилась, а лишь благодарно кивнула.
— Может быть, там есть еще, но у тебя такие светлые волосы, что их трудно разглядеть, — сказал он.
— Недостаток халогайской крови… О нем я до сих пор не думала, — улыбнулась женщина, но ее улыбка погасла, когда она добавила: — Кто-либо из моего народа, живущий среди видессиан, редко долго в неведении остается о других недостатках.
— Надеюсь, я был не из тех, кто оскорбил тебя.
— О нет, святейший отец. Вы настоящий друг. — Век или два назад прелат насладился бы этим признанием, но Ингегерд продолжала: — И Гимерий… он, конечно, гораздо больше чем друг. Но многие видессиане не стесняются думать обо мне как о варварке, и то, о чем думают, говорить.
— Не сомневаюсь, — проговорил Ршава, пытаясь занять мысли насущными проблемами, а не безнадежными воспоминаниями о прижавшейся к нему женщине. Она даже не знала, что прижимается к нему, и сразу, едва проснувшись, отодвинулась… — Нам надо поесть, а потом уйти от Скопенцаны как можно дальше. А вечером найти другое место, где мы сможем переночевать.
— В ваших словах есть здравый смысл, — согласилась Ингегерд. — Но вы всегда здраво мыслили. Мне снова костер разжечь или вы слишком дыма боитесь?
— Один раз дым нас не выдал. Я не уверен, что мы можем надеяться на это дважды, — решил прелат, немного поразмыслив.
Холодная колбаса булыжником упала ему в желудок. Замерзший хлеб оказался немногим лучше. Ршава пожалел, что побоялся развести хотя бы костерок. Судя по выражению лица Ингегерд, она тоже об этом жалела, но не стала упрекать его за такой выбор. Исходя из своего скудного опыта общения с женщинами, прелат считал их всех сварливыми. Поэтому терпеливость Ингегерд подняла его мнение о ней еще выше.
Поев, они снова направились на юг. Ршава боялся, что они наткнутся на орды кочевников, устремившихся к павшей и разрушенной Скопенцане, но весь день они почти не видели степняков, да и тех лишь издали. Возможно, землетрясение подействовало на хаморов даже больше, чем он подозревал.
Время от времени землю под их ногами сотрясали повторные толчки. Некоторые были едва ощутимыми, другие весьма мощными. Всякий раз, когда земля содрогалась, Ршаву заново стискивала паника. Сколько еще будут продолжаться землетрясения? Насколько сильными они окажутся? И хотя он и Ингегерд находились на открытой местности, где на них ничего не могло упасть, слепой ужас затуманивал его разум.
И не только его. После одного из сильных толчков Ингегерд сказала:
— Это одно из самых сильных испытаний, какие я переносила. Суровые зимы я знала, и что такое война — тоже. Но когда сама земля под ногами предает тебя… — Она покачала головой. — В такое даже не верится.
— Что ж, землетрясения случаются. — Ршава пытался не признаться даже себе, что ему страшно. — Они чаще бывают на юге, но могут произойти где угодно.
Ингегерд взглянула на него с благоговейным трепетом:
— А это по вашей воле началось, святейший отец.
— Я в это не верю. И тебе лучше в это не верить.
Даже больше, чем подземных толчков, прелат боялся, что она может оказаться права. Если его проклятие поразило Токсара, если оно вызвало землетрясение и раздавило хаморов, то что оно сделало с ним? И что оно еще с ним сделает?
— Хорошо. Пусть будет по-вашему. Я перестану верить, что землетрясение по вашей команде началось, — послушно ответила Ингегерд, но в ее глазах блеснула хитринка. — Но это не значит, что это неправдой станет только потому, что я не верю.
Ршава хмыкнул в раздумье, но не удостоил ее ответом. Ингегерд выглядела довольной, как будто знала, что нашла неотразимый аргумент в споре. Возможно, и нашла. И возможно, действительно неотразимый.
Они побрели дальше. Ршава лишь смутно представлял, где должен находиться другой город. Все то время, пока он пребывал в должности, он не уезжал далеко от Скопенцаны. Он был городским человеком и по рождению, и по наклонностям. Даже Скопенцана как город не удовлетворяла его полностью, ведь он приехал из столицы империи. И он никогда не видел причин, ради которых имело смысл выезжать из города в полуварварскую сельскую местность, — до сих пор.
Солнце прокатилось по небу. Дни, хоть и заметно выросли со времени солнцестояния, все еще оставались короткими.