— А как тебя выгнали и за что — помнишь?
— Н-не помню… — губы у Нарти тряслись, казалось, молодой охотник сейчас заплачет. — Наверное, я самый плохой.
— Оставь… Этак каждый будет самым плохим. О таких вещах не принято разговаривать, просто потому, что почти никто не помнит своего детства. Вспоминается кое-что по мелочам. А я так и вовсе ничего не помню.
— Тебя разве тоже выгнали?
— Тоже, Нарти, тоже. И всех остальных. Молодые парни об этом не говорят, но все мы оттуда, с того края Прорвы. Это общая боль живущих в селении.
— А теперь мы идём просить прощения за всех, чтобы нас назад приняли? А они захотят? У них же там хорошие остались, зачем им ещё плохие?
— Тут не всё так просто. Но совсем всё я тебе потом расскажу, когда назад пойдём. Я и сейчас с тобой говорю только потому, что Агик и Вал погибли, нас всего двое осталось. А на будущий год ты пойдёшь через Прорву разом с тремя новичками. Старшим пойдёшь, хотя тебе ещё самому бы пару лет поучиться. А ты за всё будешь отвечать. И главное, чтобы люди друг друга бить не стали. Мы же тут собрались самые плохие, у нас это просто, а человеческая кровь зря проливаться не должна.
Нарти слушал и ничего не понимал. Он знал, что каждый год из селения в Прорву уходят мужчины. Мужчина — это не обычный человек. Звание это даётся самым сильным землепашцам, самым ловким охотникам, самым неутомимым пастухам. Никто из ушедших не возвращался назад, и что с ними сталось, знали только проводники. Проводников в селении должно быть четверо. Они ходили в Прорву, разведать дорогу, потому что старые тропы редко бывают доступны два года подряд. Потом старший из проводников уводил мужчин и тоже больше не возвращался. А на следующий год среди молодых парней выбирался новый проводник.
В этом году жребий пал на Нарти. Первый раз он вышел в Прорву, как и полагается, вместе с тремя старшими товарищами. Главным был Клах, которому через неделю предстояло уводить мужчин, затем Агик, ходивший по Прорве уже два года, и Вал, бывший новичком год назад. Но на второй день их похода случилась беда. Агик провалился в липкую промоину, и Вал полез ему помогать, хотя делать этого не следовало. А в промоине оказалось гнездо моховых тараканов. Сама по себе промоина для бывалого человека не опасна; если провалился, пусть даже и с головой, не суетись и выползай медленно и аккуратно. Резких движений промоина не любит и затягивает вглубь. Моховые тараканы тоже не страшны тому, кто может от них убежать. Тут всё решает скорость ног. А вот попавшего в промоину тараканы съедят прежде, чем он успеет освободиться из липкой ямы.
Вал ничем не помог товарищу и погиб зря. Клах волочил упирающегося Нарти, а тот рвался к промоине, где бились облепленные насекомыми Вал и Агик. Охотничий закон требовал спасать напарника пусть даже ценой своей жизни. Но здесь не лес, это Прорва, простые человеческие законы тут не действуют.
Дальше они шли вдвоём, и Клах не уставал внушать Нарти, что скоро он останется единственным проводником и, значит, рисковать не имеет права. Он обязан выжить, а на следующий год идти на разведку с тремя новичками, и должен успеть обучить их всему, хотя и сам ещё ничего толком не знает.
Вода в норе под толстым слоем моховины была тёплой, и воздух тоже тёплый и парной. Головеха ещё светила, но ничего рассмотреть уже не удавалось. Можно, конечно, оживить головеху, обмакнув в воду ещё раз, но слишком часто разжигать её не следует, от этого она портится.
Под моховиной всегда тепло и даже жарко, мягкая тяжесть наваливается сверху, воздух спёртый, насыщенный прелыми запахами. Недаром в селении говорят, что от проводников непременно пахнет гнилью. Дно под моховиной гладкое и податливое — бесконечный слой слежавшегося ила. Сознание плывёт, Нарти чувствовал, что стремительно засыпает, хотя можно ли спать, когда старший говорит? Последнее, что коснулось сознания, фраза, сказанная Клахом:
— Завтра ты должен проснуться сам. Очень важно уметь просыпаться, когда спишь в укрывище. Иначе, можно уснуть навсегда.
Нарти проснулся оттого, что вспомнил: надо вставать. Драгоценное чувство охотника, не позволяющее проспать ни минуты лишку. В тепле, на мягком ложе, в усыпляющей духоте внутренний голос сказал: «пора» — и Нарти открыл глаза, вглядываясь во тьму укрывища. Протянул руку вперёд, та наткнулась на ледяную пробку, намёрзшую около выхода.
И впрямь — пора, вон, какая дура образовалась. Этак из укрывища не вылезти будет, придётся моховину поверху распарывать. А значит, на этом месте почти наверняка образуется липкая промоина. Конечно, Прорва большая, но чем меньше в ней промоин, тем спокойней людям.