— Мне не понять, зачем вы это делаете, — проворчал Николетти. — Это ведь даже не приносит вам удовольствия.
— Что?
— Служба. Если вы не считаете правым то, чем занимаетесь, почему вообще продолжаете?
— Потому что, — буркнул Солерн и стал застегивать кобуры.
— Вашей монархии конец, — сказал старик. — Вы пытаетесь склеить осколки, из которых уже не получится прежняя красивая ваза.
Дознаватель натянул камзол — пурпурный, с вышитыми серебром и золотом короной и парой роз слева на груди.
— Впрочем, пока вы мне платите, я готов потратить немного времени на эту бесполезную деятельность, — оживился Николетти, бросив взгляд на туго набитый кошелек на столе. — Вставайте. Нас ждет ужин. Уверены, что не хотите взять в долг? Я снижу процент!
— Нет, — процедил Ги. Общество мастера вконец ему опротивело, и он не хотел затягивать общение ни на одну лишнюю минуту.
***
"Слаб человек", — вздохнул Солерн, когда спустя час они катили в закрытом экипаже Николетти к Бернардену. Горячий сытный ужин почти примирил дознавателя с существованием мастеров. Ги уже давно не ел так много хорошего, сочного мяса, пышного хлеба и какой-то рисовой каши, тающей во рту, оставляя нежный сливочный привкус. А ореховый пирог! Про вино и говорить нечего…
Тем горше было возвращение к реальности. Она предстала перед Солерном в виде темной громады замка, превращенного в тюрьму. Мост был поднят, во рву плескалась вода, по которой прыгали блики от фонарей и факелов на стенах. Вокруг и внутри Бернардена несла стражу королевская гвардия. Карету Николетти остановил разъезд, и Солерн открыл дверь, чтобы представиться, но сержант узнал его первым.
— Едете на допрос? — спросил он, подняв фонарь. — Так поздно?
— Да. Что здесь было днем?
— Небольшой покос, — мрачно ответил гвардеец. — Скосили малость горячих голов.
— Долго все длилось?
— С полчаса. Но я бы не сказал, что мы закончили. Честно говоря, никто из наших не собирается спать сегодня. Народ стал дерзкий, на все способен.
Сержант повернулся к мосту и подал знак, подняв фонарь. Мост со скрежетом стал опускаться. Солерну подумалось, что если дела примут совсем плачевный оборот, то гвардия сможет укрыться в замке и некоторое время держать оборону.
У ворот их встретил д’Олльер, капитан тюремной стражи, и Солерн сразу понял, что тот вообще не ложился. С тревогой глядя то на мастера, то на дознавателя, капитан спросил о цели визита.
— Я должен допросить Жильберов с мастером Николетти, — сказал Ги. — Отца и сына. Приготовьте камеру для допроса.
Щека капитана дернулась.
— Н-но… мы не можем…
— Почему это? — резко спросил Солерн.
— Жан Жильбер, — Олльер запнулся. — Он… он умер утром.
Сердце Солерна похолодело. Какого черта?!
— Где тело? Куда вы его дели, черт побери? Как он вообще мог умереть?!
— Я не могу… мне приказано…
— К телу, — лаконично произнес Николетти. Щека капитана часто задергалась в тике; Олльер повернулся кругом и зашагал к мертвецкой, где складывали трупы перед отправкой на кладбище.
Мальчик еще лежал на столе, прикрытый простыней. Солерн сорвал ее и коротко выругался: кто-то воткнул в Жильбера-младшего нож не меньше двадцати раз. Несколько ударов пришлись в лицо — один глаз был выколот, щека распорота, часть носа срезана. Но все же Ги узнал его и повернулся к капитану, закипая от ярости:
— Как вы это допустили?
— Э… Ну я… Мы его таким нашли…
— Он двадцать раз пырнул себя ложкой от миски супа? У арестантов нет ни ножей, ни вилок, ни, мать их, стекол, чтобы разбить!
— Он таким и был! Мы зашли, он лежит! Чертов паскудный мятежник, и после того, как сдох, нет от него покоя!
— Кто приказал? — спросил дознаватель. Капитан стражи вздрогнул всем телом и ничего не сказал, хотя очевидно, что кто-то должен был отдать приказ умертвить юношу по какой-то, черт побери, причине! Терпение Ги лопнуло. Он сгреб Олльера за грудки и прошипел:
— Видишь этого старика? Знаешь, кто он?
Капитан судорожно закивал.
— Ну так отвечай, пока по-другому не спросили!
— Начальник тюрьмы! — взвыл Олльер, тщетно пытаясь вырваться, аж камзол трещал. — Пришел, велел избавиться от щенка…
— Почему?
— Откуда мне знать, почему! Приказал и все! Мы выполняем, а не задаем вопросы!
— Где он?
— Уехал! Еще до полудня! Я его с тех пор не видел!
— Боже, — прошипел Солерн и отшвырнул Олльера в угол. — Вызовите в допросную Луи Жильбера. Живо!