Странно, конечно, но я не ощутил никаких изменений в своем существовании. Встреч с друзьями больше не было, и я не жалел об этой потере. Все равно почти все встречи проходили под звон стаканов, и потом мало что вспоминалось. А стоит ли жалеть о том, чего не помнишь?
Единственным днем, когда я мог себе позволить выпить, стал четверг. Что-то не давало мне покоя в этот день. Что-то заставляло сидеть у окна на старом табурете и напряженно смотреть на освободившуюся от снега площадь в ожидании шести часов утра.
Она больше не появлялась на той скамейке, рядом с ожившим ближе к лету фонтаном, и я, вспоминая то февральское утро, когда мне хотелось крикнуть ей в лицо, что она ошиблась, приняв меня за него, начинал сомневаться. Мне начинало казаться, что я упустил какой-то многообещающий шанс, возможно, единственный шанс поменять маршрут и вырваться с дорожного кольца.
Потом пришла новая зима — нынешняя зима. Как-то так получилось, что под Новый год я вновь очутился в давно забытой компании друзей. Давно забытое залихватское веселье захлестнуло и накрыло меня с головой. И когда я всплыл на поверхность, было уже третье января. Я лежал все на той же нерасправленной кровати, а моя одежда, как и год назад, была несвежей и измятой. И, как и год назад, в памяти была пустота.
А вечером явилась окончательно спятившая старуха и попросила меня подыскать себе жилье где-нибудь в другом месте, где я смогу без ущерба для ее авторитета водить к себе пьяную компанию, затевающую драки с соседями и бьющую подъездные стекла.
Я не стал спорить и довольно скоро нашел себе новое жилье. Дом находился неподалеку, но стоял во дворах, и из своего нового окна я мог видеть лишь старые клены и занесенную снегом детскую площадку.
В последний четверг я проснулся в половине шестого и без всяких раздумий, словно давно уже все для себя решил, оделся и вышел в холодную утреннюю темноту.
Площадь встретила меня мертвой тишиной, бледными фонарями и засыпанным снегом фонтаном. Я добрался до той скамейки и сел прямо в снег, покрывающий ее толстым мягким слоем. Меня охватило непонятное тревожное волнение, когда я увидел свой бывший дом и электронные часы над магазином, показывающие шесть утра.
Дом был погружен во мрак, лишь одно маленькое окошко светилось в нем подобно маяку. А за этим окошком я почувствовал взгляд и лишь немного спустя разглядел тонкий женский силуэт.
Она смотрела на меня, а я на нее, и мне хотелось крикнуть на весь город, что она не ошиблась, что это я ошибался, испытывая ненависть к единственному человеку, разглядевшему меня среди мертвого бетона домов.
А потом свет погас. Я сидел и ждал, не чувствуя двадцатиградусного мороза. Я смотрел на красное двоеточие, считая секунды, оставшиеся до того мига, когда придет время встать и уйти. И время пришло. Тяжело поднявшись, я развернулся, чувствуя страшную усталость. И медленно ступая по своим собственным следам, побрел прочь с безлюдной неприветливой площади.
Когда я оглянулся, она стояла у фонтана. На ней была короткая шубка из какого-то белого меха и белая вязаная шапочка.
Никто ничего не говорил, никто ни о чем не думал. Она просто подошла ко мне и, взяв под руку, указала зеленым взглядом на узкую прямую полоску асфальта.
Мы вышли на этот асфальт и тихо, не оставляя следов, двинулись в направлении восхода.
И мрачные каменные дома расступались, открывая нам путь.
Ноябрь-декабрь 2006 г.