Румаш наблюдал с дерева: в чувашский конец села направились восемь всадников. Вот один спешился у дома Шур-Праганя, постучал в окно; видимо, не ответили, он вошел во двор.
«Этот попался, — решил Румаш, — Шур-Прагань уж его не выпустит».
Вскоре во вдоре Аристарха громко крикнула женщина. Чее Митти, видимо, приступил к делу.
С улицы, где жили русские, возвратилось шесть всадников — они гнали нагайками трех пленников. С чувашского конца прискакало двое. Шесть оседланных коней стояли перед воротами. Вскоре и коней завели внутрь.
…Во дворе Аристарха вместе с Чее Митти орудовали три карателя. Двое охраняли ворота.
Румаш наблюдал: всадники со двора Дятлова снова поскакали в разные концы села. Румаш приготовился было свистнуть — но во дворе за каменным забором вдруг прогремел выстрел. Партизаны выбежали из леса, а Румаш спрыгнул с дерева.
Чее Митти и сам не думал, что так рассвирепеет: он не намеревался стрелять.
Можно сказать, ни за что ни про что кроткий на вид остробородый старик неожиданно взбунтовался: вместо того чтобы лечь на скамью, он бросился на командира карателей. Чее Митти даже посторониться не успел. Остальные участники расправы даже и не поняли, что произошло.
События развивались молниеносно.
Громко закричали люди в амбаре, а все находившиеся во дворе с воплями отчаяния бросились к воротам. Каратели безуспешно пытались их задержать.
Митти, выкрикнув: «Молчать!», не целясь, нажал на курок. Увидел: женщина с трудом ползла по крыльцу к двери. Чее Митти схватил ее за косу. Совсем близко прозвучали выстрелы, кто-то повалил Чее Митти наземь…
К полудню в Ягали состоялся суд. Председатель местного ревкома прочитал народу приговор. Решением суда ревкома, именем революции Аристарх Дятлов, Чее Митти и пять негодяев из его отряда были расстреляны.
Четыре карателя и два партизана погибли во время схваток.
Пятерым карателям удалось удрать в сторону Самлея.
Двум недавно поступившим в отряд и во время стычки добровольно сдавшимся ревком оставил жизнь.
Еще троих из отряда Чее Митти — Рыжего Васюка и еще одного из Дятловых — ревком решил захватить с собой.
— Если кулаки или прочие враги революции начнут притеснять семьи сельских партизан, — объявил Румаш, — заложники будут расстреляны без всякого суда, а мы сами снова вернемся в Ягаль. Не бойтесь, товарищи! Скоро белые будут разгромлены. Смотрите, вон какие молодцы уходят сражаться за революцию…
Никто так и не узнал, что Румаш — брат Верук. Ни присоединиться к партизанам, пи уехать на время в Чулзирму Верук не согласилась: она осталась присматривать за больной свекровью. Остробородый старик, которого застрелил Чее Митти, был ее свекром, отцом Шур-Праганя.
Румаш приказал трем партизанам войти к Куштан-Теменю. Те вытащили его из избы и заперли в конюшне.
Румаш забежал к тетке, обнял перепуганную старушку.
— Это я, Румаш, тетушка Марье, не бойся, кукке ничего плохого не сделаем, — пообещал он. — Мне нужно с полпуда соли. Он добровольно с солью не расстанется.
Сына Захара тетушка Марье узнала сразу, как только тот заговорил.
— Благословляю тебя, сынок, благословляю! Где твои отец? Живой ли? — оторопев, бормотала старушка.
— Не знаю, тетушка Марье, ничего не знаю. Береги Верук! Вдруг нагрянет беда — спрячь ее. Как только выздоровеет свекровь, пошли Верук в Вязовку к учителю Ятросову или в Чулзирму. Появится Тражук, расскажи, что произошло, пусть быстрее возвращается назад.
Старушка с мешком спустилась в подпол.
«Тражук говорил, что соль — в амбаре. Оказывается, перепрятал хитрый старик», — усмехнулся Румаш.
— Выпустишь своего старика, — сказал Румаш, прощаясь. — Напугай его, скажи: «Благодари, мол, если бы не я — расстреляли бы и тебя. С кулаками, мол, не связывайся».
Старушка снова обняла парня:
— Эх, Румаш, Румаш! Хотя и в огневое дело вошел, а веселый, как и раньше. Всегда будь добр душою. Береги голову. А за Верук не беспокойся…
Добродушная старушка, провожая, осенила Румаша крестным знамением.
8
Румаш, привыкший скакать верхом, давно мечтал о конном отряде. Теперь, можно сказать, половина его отряда — на конях: значит, есть кавалерия и пехота. Оседланные кони карателей отважным партизанам пришлись по душе: когда дело терпит, верховые могут обмениваться с пешими, а когда спешка — на коне усядутся и двое.
Румаш в лесу посовещался со своим «малым ревкомом». В какую сторону лучше направиться? Между Вязовкой и Самлеем — опасно, об этом Ятросов заранее предупреждал Румаша. Прагань и Ларион с этим согласились. Если же к дремучим лесам Самлея нельзя подобраться от Вязовки, тогда следует подойти со стороны Тарынвара. Там есть надежные места. Румаш знал это. Как бы там ни было, и основной отряд неподалеку.
После маленького совещания тронулись в путь.
«Пройдет денька два, пока из города станут пас преследовать. За это время необходимо связаться с большим ревкомом и подготовиться к встрече с врагом», — размышлял Румаш.
К вечеру отряд с востока подошел к Самлею. Надо было послать кого-то в Вязовку. Кого же? Надежнее Дятлова и Праганя никого нет, хотя Румаш твердо знал: не только они преданы делу, теперь уж и Чашкин, и Воронин готовы по его приказу идти хоть на край света.
В другое время Румаш мог бы послать и других, однако дело слишком ответственное: нужен человек, готовый умереть, не издав ни единого звука…
…Настало, оказывается, время и основному отряду срочно действовать: торопили вести, полученные из города. Белые в сторону Оренбурга отправляют вагон с оружием. Партизаны должны на безымянном разъезде, верстах примерно в двадцати пяти от Вязовки, встретить поезд. На площадке, видимо, будет кондуктор и несколько солдат… Белые ничем не захотят выделять этот вагон.
Поезд можно остановить и прямо среди поля, подать сигнал — и машинист — человек свой — сам остановит. Отряду следует заранее связаться с обходчиком на разъезде. Лишь через него можно узнать, какой именно поезд надлежит остановить. Пока еще не ясно, насколько надежным может быть обходчик.
Вот тогда и понадобился рабочий, которого привел из Сороки Филька. Человек на разъезде, оказывается, родственник Горшкова.
Осокин отобрал пятьдесят партизан. Понадобится и несколько подвод.
Отряд ночью проберется к железной дороге и спрячется в лесу. Горшков с одним надежным человеком отправится прямо на разъезд. Нужен человек храбрый, верткий и сильный. Вись-Ягур может только испортить дело своим нетерпением и резкостью.
Вызвался Киргури, но его не отпустил Осокин, сказав, что он потребуется в другом, не менее важном деле.
Авандееву нужен человек, способный пройти сотни верст и, не попав в руки белых, выйти к Волге, на связь с самарским ревкомом.
Осокин тут же вспомнил про Румаша: тот сумел скрытно добраться от Стерлибаша до Ягали, значит, от города до Волги тоже сумеет дойти.
Комиссар хотя с Румашем не встречался, но о нем слышал много добрых слов. Сам Румаш не спешил вместе с Тражуком перебираться в отряд Осокина, а, по указанию Ятросова, в лесу организовал отряд из дезертиров, поселившихся на почти недоступном острове Вильитрав. Такой способный парень везде нужен, однако установить надежную связь с губернским ревкомом — важнее всего…
Было решено — через Тражука вызвать Румаша. А вместо Румаша назначить другого человека. Вот там и был необходим Киргури.
Румаш со своим отрядом повернул в сторону Самлея, а Тражук и Киргури из табора выехали в Ягаль.
Палли и Горшков направились к разъезду.
Осокин и Федотов повели свой довольно крупный отряд туда, где железнодорожное полотно прижималось к лесу.
В таборе за главного остался Семен Мурзабаев. До этого дня он ни в одном деле руководителем не был. Поэтому и оставаться в таборе за командира согласился не сразу.