Белые и близко не подпускали красных к мосту через Волгу. Четыре месяца для охраны этого моста от белочехов ревком выделял лишь сотню людей — притом не военных. Белые нагнали тысячу человек. Здесь — орудия, пулеметы, бронепоезд…
Сызрань окружена колючей проволокой, как и окрестные селения. Жители деревень впервые видели такие «околицы». Сызрань — последний оплот белочехов и самарского Комвуча. Если крепость не выдержит натиска красных, то ворота Самары распахнутся настежь…
Командует Первой армией товарищ Тухачевский. Он готовится к взятию Сызрани, все проверяет сам, живет в палатке.
Товарищ Гай после взятия Симбирска спешно перебросил свою дивизию к Сызрани. Симбирская дивизия и в окрестностях Сызрани не отставала от других, хотя много дней люди не знали отдыха. Недаром Симбирскую дивизию называли «железной».
Враг под Сызранью был сильнее красных — и оружия больше и командиры — лучше обучены. Но в восемнадцатом году положение почти всюду было таким же. А врага надо было победить!..
Чапаев храбро сражался под Самарой и остановил войска Дутова в районе Уральска.
Гай нашел силы для взятия Симбирска и для упорных сражений за Самару. Врага, превосходившего силами, Красная Армия все же разгромила, разбила, победила. Как же так? Если победила, разве она сама не была сильнее врага? Верно. Только не численностью и не вооружением — революционным духом Красная Армия, армия рабочих и бедных крестьян, сражавшаяся за правое дело, была сильнее своего противника. А где силен дух, там и дело спорится.
В то время, когда Первая армия выбила врагов из Сызрани, полки Четвертой армии громили врага под Самарой.
Кутяков — ближайший сподвижник Чапаева — командовал полком имени Степана Разина в другой дивизии. Скоро он станет командиром бригады у Чапаева, но пока он не знает этого…
Румаш полюбил командира полка. Совсем молодой, немного постарше Румаша, немного повыше ростом…
Кутяков — пример для каждого молодого красноармейца. И Румаш мечтал: «Эх, стать бы похожим на Кутякова!»
В жестоких боях убывала и численность красных, из ближних трех деревень Румаш привел в полк пополнение — триста человек.
А дело было так. Три деревни вблизи Самары носили названия: одна — Русские Липяги, вторая — Чувашские Липяги, третья — Мордовские Липяги. Румаш решил найти коня и снова стать кавалеристом. И вот, будучи в разведке, завернул в деревню Чувашские Липяги, встретил двух мальчишек. Они бродили по изрытым боями местам, искали стреляные гильзы. Почему-то кликали друг друга по фамилиям. Один оказался Савдеров. «Уж не отсюда ли переехали в наши края ягальцы, — подумал Румаш, — ведь Шур-Прагань тоже Савдеров». Ребята, не остерегаясь «русского», между собой говорили по-чувашски. Румаш прислушался: о старших братьях разговаривают…
— Я тоже Савдеров, — сказал по-чувашски Румаш, — может, мы родственники.
Познакомились, поговорили. Румаш залег в снарядной воронке. Мальчики убежали.
В темноте Румаша разыскали два молодых чуваша. Один Алеша — старший брат Савдерова. Алеша не знал, что где-то есть село Ягаль, поэтому сомневался насчет родства…
Румаш вновь услышал чувашскую речь — неподалеку — в другой воронке от снаряда два солдата бранили белых и славили красных. Румаш перебрался к ним, открыто рассказал, кто он и по какому делу пришел.
Оказалось: что солдаты уже давно решили перейти на сторону красных. И Румаш от них узнал, что много крестьянских парней, мобилизованных из трех селений в белую армию, при приближении фронта к этим деревням разбежались и попрятались. Их скрывалось немало, около трехсот человек.
Румаш даже забыл о коне, не пошел в деревню. Солдаты знали, что в Каменный Брод можно пробраться окольными путями, но не были уверены, примут ли их красные. Румаш осторожно созвал большую группу и привел с собой.
Остальные попозже пришли со старшим Савдеровым.
Кутякова не удивило то, что к нему перебежало триста добровольцев, удивил его храбрый маленький солдат. Удаль Румаша он отметил еще и прежде. Теперь он подумывал о том, чтобы назначить его командиром.
Узнав, как мечтает Румаш о коне, Кутяков подарил ему свою пристяжную.
— Ты не горюй, что конь маленький: до двадцати пяти километров в час скачет, — похвалил командир свою лошадку.
Утром полк Кутякова вместе со всей бригадой наступал на станцию Липяги. Новые красноармейцы, вышедшие из трех Липягов, дрались, как львы, за освобождение родных сел от противника.
Сражение вблизи Липягов было последним боем под Самарой. Белые — и бежавшие из-под Сызрани, и разгромленные здесь — спешили спастись, переправившись через реку по железному и понтонному мостам. Однако и река, и городские здания уже не были им защитой — противник в тот же день был выбит из города.
Отступая, враг взорвал оба моста: через Волгу и через реку Самару.
Румаш, увидев упавшие в воду пролеты моста, готов был заплакать: именно этот мост охранял его отец… Сложил он здесь голову или жив? Бежал из города или скрывался в нем? Кто знает. Скорее бы переправиться через реку. Может, найдутся знающие Захара люди.
Командир, видимо предположив, что есть еще понтонный мост, повел полк влево.
На правом берегу реки Самары видны были группы людей: машут руками, что-то кричат. Ясно слышны только возгласы «ура!».
«Рабочие», — решил Румаш.
Не стерпел, повернул лошадь прямо к реке. Она, спустившись с берега в воду, бойко поплыла по реке.
Вслед за Румашем плюхнулось в воду еще десяток всадников. Остальных задержал командир.
Люди на берегу первого всадника встретили криками «ура!».
Они стащили Румаша с коня, несколько рук подбрасывало кверху. Принялись подкидывать и остальных: переправились через реку пока немногие.
На том берегу реки столпилось множество воинов Красной Армии. Уставший от войны, стосковавшийся по свободе народ не остался только наблюдателем. Вскоре на волнах заплясали лодки: пять, десять… сотня. Подавал короткие гудки небольшой, но шустрый катер. Красноармейцев на этом берегу прибывало…
Рабочие заводов налаживали понтонный мост для артиллерии и всадников.
Румаш размышлял: «О чем думали враги, взрывая железный мост? Наверно, считали, что Красная Армия не сумеет переправиться через реку Самару, а если и переправится — не догонит отступающего противника. Нет, и переправится, и догонит, и заставит держать ответ за все подлые злодеяния. Герои Красной Армии и без мостов не раз форсировали реки. Для переправы через самые могучие потоки у нас всегда есть надежный мост. И никакая сила не сможет его разрушить. Между рабочими и крестьянами, между армией и народом, между разными народами-братьями Великий Октябрь возвел могучий мост — без свай и опор. Его никогда никому не разрушить».
В Самару вступила Красная Армия.
Вскоре прибыл в город и Реввоенсовет Четвертой армии.
У Реввоенсовета и ревкома не было времени задерживаться. Надо закреплять победу, преследовать врага; как можно скорее восстановить власть Советов.
Румаш три дня ходил по разукрашенным красными флагами улицам города, отыскивая отца. Сведения были неутешительными: возможно, погиб восьмого июня или, если спасся от смерти, попал в тюрьму. Там расправлялись без суда и следствия. Все тюрьмы учредиловки были переполнены: перед отступлением белые отправили несколько эшелонов с заключенными в Сибирь…
И в клубе коммунистов не нашлось человека, знавшего о судьбе Захара Тайманова. Румаш спрашивал там каждого.
Высокий, красивый русский детина удивил Румаша: даже горестные вести сообщал спокойно, почти весело.
— Я старшего брата давно ищу, — отозвался он на вопрос Румаша об отце. — Ничего об Алексее не могу узнать. Не то расстреляли, не то «поездом смерти» отправили в Сибирь.
И фамилия этого русского человека, такого спокойного, когда впору было плакать, оказалась Самарин. Узнал, что Румаш — сын Захара Тайманова, вдруг заговорил по-чувашски, без единой запинки, без ошибки.
Их совместные поиски тоже ни к чему не привели.