Шольтен вытащил еще один ящик, подвинул его на полметра к краю моста и столкнул вниз. Проделал то же самое еще раз. На этом все кончилось. По крайней мере по эту сторону моста.
С восточного берега просвистели еще две пули. Шольтен высунул руку, подтянул к себе автомат и снова нырнул в люк.
Мутц на своей стороне тоже начал подталкивать ближайший к нему ящик со взрывчаткой к краю моста. Шольтен высунул голову.
— Быстрее! — заорал он, но тут же снова скрылся: рядом опять просвистела пуля.
Немного погодя он увидел, что Мутц пытается стащить еще один ящик и никак не может с ним справиться. «Надо перейти к нему. Один он не осилит», — подумал Шольтен.
Он осторожно вылез из люка, чуть приподнялся и в тот же миг получил в левое плечо удар, едва не сбивший его с ног. Тогда он взял правой рукой автомат, навалился на перила моста и что было сил прижал приклад к плечу.
— Не к чему обманывать себя, — сказал он себе, — это конец.
Шольтен увидел, как на восточном берегу сверкнул огонь, и в ту же секунду выстрелил сам. Всем телом, навалился на вздрагивающий автомат, стараясь во что бы то ни стало заставить левую руку подняться и удержать дрожащее оружие, но она не повиновалась и висела плетью. Стиснув зубы, Шольтен продолжал стрелять. Его охватила злая радость, когда он услышал крик. Он уже больше не был солдатом. Он снова играл в индейцев. Он был Виннетоу, великий вождь. Кто-то из бледнолицых ранил его в левое плечо. Он убьет бледнолицего.
Эрнст очень устал, сон одолевал его, и, хотя пальцы все еще были на спусковом крючке, оружие молчало. Магазин был пуст.
«Где же эти трусы? — мелькало у Шольтена в мозгу. — Пусть только покажутся, и я сниму с них скальпы. Со всех!»
Донесся шум мотора, но Эрнст уже не понимал, что это такое. Мысли путались: «Как мог сюда, в прерии, попасть грузовик?..» И еще: «Где же я оставил свою флейту?»
Мутц тоже слышал шум мотора, но одновременно с запада донесся грохот танков. «Они идут, — пронеслось в голове, — и теперь уж никто их не остановит! Никто!»
Посмотрел на Шольтена и испугался. Эрнст прислонился к перилам, опустив подбородок на грудь; казалось, он спит стоя.
— Устал, — прошептал Альберт, — и я тоже. Господи, даже невозможно сказать, как я устал!
Он подтащил оставшиеся ящики к самому краю моста и стал подталкивать их ногой. Ящики один за другим полетели вниз.
Тогда он подошел к другу.
— Идем, Эрнст, — сказал он и с горечью добавил: — Мы свое сделали! Отстояли мост! Потеряли пятерых товарищей! Предотвратили взрыв! А я… я убил человека!
И Мутц заплакал. Только тут он заметил, что Шольтен недвижим.
— Эрнст! — закричал он и стал его трясти. Тогда Шольтен поднял голову и посмотрел на Альберта. Это было лицо мертвеца, лишь глаза, широко открытые, горящие странным огнем, устремлены куда-то вдаль. Он смотрел на Мутца и не видел его.
— Благодарю моего белого брата за то, что он спас мне жизнь, — прошептал Шольтен.
— Эрнст, — умолял Мутц, — очнись ты, бога ради, и не болтай чепухи! Скажи, куда тебя ранило? Нужно уходить. Американцы сейчас будут здесь.
— Американцы?
Шольтен не понимал. Но вот на миг сознание вернулось к нему. Его глаза расширились еще больше, он узнал Мутца и попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась ужасная гримаса.
— Альберт, — чуть слышно прошептал он. — Мост… он цел! Видишь? Мы удержали его! — Казалось, он с большим трудом пытался собраться с мыслями. — Что там такое было с генералом? Что там было, Альберт?
— Теперь это уже неважно, — ответил Альберт, слезы текли у него по щекам. — Неважно. Нам нужно убраться отсюда. Ты слышишь меня, Эрнст? Надо уходить!
Но взгляд Шольтена был снова устремлен куда-то вдаль. Его лицо все больше бледнело. Внезапно он разжал правый кулак, и только тут Мутц понял, что друг его до последней минуты сжимал немеющей рукой автомат.
Затем он увидел, как автомат скользнул под перила. Мутц прислушался. Но звука падения не было. Автомат зацепился за край моста и повис, раскачиваясь.
Когда Альберт нагнулся, чтобы поднять его, Шольтен стал оседать.
Альберт подхватил друга и медленно опустил его на землю.
Левая нога Шольтена задела автомат, и тот полетел вниз.
Эрнст лежал на каменных плитах тротуара, губы его шевелились. Казалось, они молили о чуде. Мутц наклонился к бледному лицу и приложил ухо к дрожащим губам. Шольтен с трудом дышал. Едва подбирая слова, он пытался говорить:
— Не забыть… не забыть… не… — Тут рот его раскрылся, и из него хлынула кровь. Он пытался вздохнуть еще раз, но голова бессильно опустилась. Шольтен затих навеки.