Альберт закрыл огромные остекленевшие глаза. Казалось, тот спит.
— Господи, — молился Альберт. — будь к нему милостив! — Он машинально шептал молитву, не думая о словах. Взгляд его был прикован к лицу друга. Рокот танков слышался совсем близко.
Несколько минут Мутц сидел на корточках возле Шольтена. Случайно взгляд его скользнул по лейтенанту, лежавшему на тротуаре, потом по пистолету, оброненному им. Пистолет упал рядом с правой рукой офицера на гладкий асфальт мостовой. Дуло тускло поблескивало, от верхней части приклада отскочил, кусок эбонита. Ничто не ускользнуло от его взгляда.
Для сжавшегося в комок мальчика в пистолете было что-то страшное и притягательное. Не в силах противиться этому, он поднялся, сделал несколько шагов, нагнулся и поднял пистолет, осторожно обходя лейтенанта, чтобы не задеть его. Затем осмотрел оружие.
«Это же всего одно мгновение», — шептал ему внутренний голос, и приятное ощущение безразличия ко всему охватило его, когда он повернул дуло к себе и положил палец на спуск. Медленно стал сгибать его, чувствуя, как он немеет все больше и больше. И вот уже палец достиг упора.
Он знал: еще одно легкое прикосновение — и все будет позади.
Тут он увидел перед собой мать.
Увидел ее за швейной машинкой; она сидела, склонившись над работой. Вот она подняла голову и взглянула на него. И он услышал: «На тебе просто все горит, Альберт. Я охотно делаю все, но ты мог бы быть поаккуратнее…»
Увидел ее в ванной, когда она намыливала ему спину. Увидел полные тревоги глаза матери, когда у него было тяжелое воспаление легких и врачи уже отступились от него. Мать же никогда не отступалась от него. Потом все заволокло туманом, и он понял, что плачет.
С отвращением отбросил он пистолет, подошел к Эрнсту, еще раз всмотрелся в восковое, застывшее лицо.
— До свидания, Эрнст! — сказал он глухо. С западного берега несся грохот танков, гул артиллерии, и вокруг него в воздухе с воем и свистом пролетали пули.
Где-то в восточной части города с глухим рокотом рвались снаряды.
Альберт ушел с моста. Он брел по городу, все время держась левой стороны. Так идет человек, утомленный долгим странствием, но все же знающий, что цель близка. Два вопроса неотступно сверлили мозг: «Почему все случилось именно так? Какой во всем этом смысл?»
Ответа он не находил. Но жизнь и смерть ведь должны иметь хоть какой-нибудь смысл? Вот мост стоит, а его могли взорвать, и он рухнул бы всей тяжестью в воду. «Может быть, в этом и заключался какой-то скрытый смысл?» — думал Мутц.
Но мысль эта не принесла облегчения. И все-таки смысл, видимо, есть.
Только ему, Альберту, никогда его не постичь. Придется просто поверить, что смысл есть.
Он был совершенно опустошен. Он слышал выстрелы американских орудий, вой гранат, взрывы. Воздушной волной его швырнуло к стене дома. Когда он очнулся и побрел дальше, то почувствовал, что рана на руке снова кровоточит. Осколки камней впились в лицо. Он брел сквозь весь этот ад, сквозь грохот, гул, языки пламени, удушливый дым. Он брел сквозь все это и, казалось, был неуязвим.
Он больше не чувствовал ни страха, ни опасности.
Механически переставлял он ноги, будто все это происходило где-то в другом месте, далеко от него.
Он снова видел их всех,
Зиги Бернгард — как он дурачился, когда ему засунули за ворот рубашки майского жука.
Юрген Борхарт — не знающий поражений спортсмен с фигурой атлета.
Карл Хорбер — весельчак и балагур, которому лишь в жалкую щелку удалось подсмотреть одну из тайн жизни.
Клаус Хагер — с его страстью к музыке и склонностью к самобичеванию.
Вальтер Форст — циничный, испорченный; до боли в сердце обидно за тебя, Вальтер Форст…
И Эрнст Шольтен.
Мучительная мысль опять засверлила в мозгу: «Почему? Почему?»
И в то время как вокруг рвались гранаты, горели крыши и рушились стены домов, он все твердил: «Почему именно я?»
И еще: «Что происходит, когда наступает смерть? Кончается ли все? Или приходит что-то новое? Иное?..»
И тут же, испугавшись, стал молиться: «Боже милостивый, прости мне мои мысли!»
Так брел он своей дорогой.
Перед одним из домов он увидел старый автомобиль с бросающимся в глаза красным крестом на белом поле. И в то время как с запада орудия извергали смерть и разрушения, дверь дома отворилась, и двое мужчин вынесли женщину. Альберт подбежал к машине и распахнул дверцу.
— Преждевременные роды. Вероятно, результат испуга, — тихо сказал ему один из мужчин. — Но мы спасем его!