Участники аукциона на некоторое время притихли, осмысливая слова ведущего.
Вот поднялся первый фанерный щиток с четко выведенными меловыми цифрами.
— Господин Дэвид Лансдей дает за Калтамана одиннадцать тысяч долларов. Дамы и господа, английский представитель любителей лошадей господин Дэвид Лансдей оценил Калтамана в одиннадцать тысяч долларов, тем самым еще раз подтвердив и без того высокую репутацию знатока! — ведущий легкой походкой направился к господину, молча сосавшему внушительную трубку. — Господин Хойманн, я рад приветствовать вас на нашем аукционе, — сказал он игривым тоном и тут же обратился к смуглому с изящными усиками под орлиным носом итальянцу: — Сеньор Хосе Тонино вас сегодня просто не узнаю, вы всегда были в числе самых истинных любителей и ценителей ахалтекинских коней. Торопитесь, сеньор, если не хотите упустить из рук красавца Калтамана.
Ведущий, видимо, большой знаток не только лошадей, но и их покупателей, обошел почти половину арены по кругу, перекидываясь шутками и остротами со своими, возможно, постоянными клиентами и вновь обратился ко всей публике:
— Дамы и господа! Всеми нами уважаемый господин Дэвид Лансдей дает за Калтамана одиннадцать тысяч долларов. Кто больше?!
Господин в огромном сомбреро поднял щиток, где красовалась цифра двенадцать тысяч.
Американцы и итальянцы недовольно покосились на того господина, а покупатель-француз что-то проворчал и сам покраснел от своих слов, видимо, и французский язык не всегда воспевает розы да любовь.
— Представитель из Мексики дает за Калтамана двенадцать тысяч долларов, — голос ведущего звучал громко и уверенно. — Дамы и господа! Внимание, двенадцать тысяч долларов, раз! Двенадцать тысяч долларов, два!..
Ведущий пытливым взором окинул публику и решил, что двенадцать тысяч долларов не самая высокая цена за свой товар и прежде чем сказать окончательное «три», еще раз попытался возбудить интерес покупателей:
— Дамы и господа! Одна только кличка жеребца — Калтаман — стоит двенадцати тысяч долларов. Воспеваемые в легендах кони, в основном, носили эту кличку. Жеребец, который сегодня стоит перед вами, недаром носит свою легендарную кличку. Давайте послушаем вот этого достойного юношу, — ведущий положил руку на плечо, парня с совком, — и он расскажет вам…
Ведущему не дали договорить, один за другим поднимались щитки с цифрами: двенадцать тысяч пятьсот, тринадцать тысяч…
Опытный торговец лошадьми громко выкрикивал все возрастающие цифры, но и не забывая продолжать рекламировать свой товар:
— Вы только посмотрите на этого красавца! Картинка, а не лошадь! Калтаман из рода тех лошадей, которые прошли за рекордно короткий срок, по пустыне, по бездорожью, — за тридцать три дня от Ашхабада до Москвы. Его предкам не раз покорялись всесоюзные рекорды…
А потом он вдруг подбежал к английскому купцу:
— Дорогой сэр Дэвид, вы, по-моему, сегодня не очень щедры?!. Вы же великолепно осведомлены, какую цену могут дать Калтаману в Англии. Я лично уверен в том, что королевская конюшня до сих пор не видела подобного красавца. Спешите, сэр!
Аукцион достиг апогея. Цена Калтамана поднялась до двадцати пяти тысяч долларов. Юноша с совком в руках от удивления раскрыл рот. Он хотя и не был новичком в аукционах, но не помнил случая, чтобы за коня давали такую баснословную цену. И юноша не был рад этому обстоятельству — для него эти доллары не имели цены, он с болью в сердце думал о том, что вскоре придется попрощаться со своим любимцем Калтаманом. Будь его воля, он не променял бы Калтамана и на все американское золото.
— Еди, эй, Еди! — крикнул кто-то из толпы. Юноша оглянулся. — Тебе срочная телеграмма, Еди!
Еди, прочитав телеграмму, побледнел, как мел, и еле волоча ноги, покинул аукцион. А в это время ведущий чуть охрипшим, но взволнованно-торжественным голосом выкрикивал:
— Тридцать тысяч долларов, раз! Тридцать тысяч долларов, два!..
В Каракумах кипела бурная жизнь…
Сытые, беззаботные песчанки и суслики, высоко задрав хвосты, гонялись друг за другом, бесконечно снуя между норами, обильно раскиданными на вершинах холмов. А ящерки, забравшись на ветки гребенчуков еще не успевших распустить листья, грелись под лучами весеннего солнца. Со стороны можно было подумать, что тушканчики пытаются загипнотизировать солнце, так они пристально и долго вглядывались в него. А горбоносый степной орел, взобравшись на высокий холм, высокомерно оглядывал окрестность. Там и тут виднелись черепахи, устраивающие свадебные игры, проявляя неожиданную для них прыть. По мягкому, прохладному песку лениво ползла кобра, словно находя наслаждение от прикосновения с не успевшей еще накалиться добела поверхностью барханов. Только большой, вечно сердитый жук-скарабей — извечный трудяга — деловито катил куда-то круглый шар…