Каждый раз, когда называли очередную фамилию, Халима-апа смотрела с завистью. Ей все казалось, что сейчас кто-нибудь возьмет да и уступит ей очередь: «Иди, тетушка, поговори за меня». Но телеграф не автобус, свой разговор не уступишь.
И вдруг назвали ее имя.
— Омарова! Джезказган — тридцатая кабина!.. Омарова! Джезказган — тридцатая…
Халима-апа и стояла около тридцатой кабины, но, ничего вокруг не видя, заметалась по залу. Джума, улыбаясь, открыл дверь кабины.
— Теперь не спешите и разговаривайте, — сказал он, закрывая дверь снаружи.
Халима-апа сжала трубку, словно пожала теплую руку мужа и, не поднеся ее к уху, начала кричать:
— Алле, алле, Ахмедьяр!..
— Не торопитесь, сейчас соединю, — раздался в трубке голос дежурной.
— Деточка, да соединяй же побыстрее, что ты мучаешь… Навсегда соедини, — кричала Халима-апа дрожащим голосом. Ее уже соединили с Джезказганом, а она все продолжала кричать:
— Алле, алле… И наконец…
— Ой, как сердце бьется, ничего не слышу, что делать? — крикнула она и позвала Джуму, стоявшего около кабины.
И вдруг в трубке раздался голос.
— Ахмед, Ахмедьяр! Это ты? — закричала Халима-апа.
Ее голос был слышен во всем зале, и Джума, застеснявшись, отошел в сторону. А Халима-апа все кричала в трубку:
— Да, Ахмедьяр, это твоя жена Халима… Халима, говорю… жена твоя… Зохра-джан тоже привет передавала… Сама хотела прийти, да боится, что заплачет, как голос твой услышит… Что? Слушаю, Ахмед… Что?
Хоть Джума стоял в отдалении, но какие-то слова долетали до него. Вдруг лицо Халимы-апа помрачнело и сразу постарело. Джума вскочил. «Кажется, что-то нехорошее случилось», — подумал он. Лицо женщины покрылось потом, трубка выпала из рук, и она, пошатываясь, вышла из кабины.
Подбежавший Джума еле успел подхватить ее и усадить на стоявшую рядом скамейку. Потом побежал в кабину, услышал: «Алло! Алло! Халима!» Он молча послушал, потом не выдержал:
— Тьфу, сволочь! — и повесил трубку. — Еще мужчиной называет себя, подлец!
Когда Джума вышел из кабины, Халимы-апа на скамейке не было. Уйдя с телеграфа, она словно ребенок, только-только начинающий ходить, побрела неверными шагами по огромной улице. Не замечая никого и ничего вокруг, Джума побежал за ней. Резко завизжали тормоза… Джума из последних сил оттолкнул Халиму-апа…
С воем приехала «Скорая помощь», Джуму положили на носилки и увезли.
— И что ты бродишь по дороге? Куда спешила? Не могла по переходу перейти?..
Услышав эти упреки, Халима-апа, сидевшая на тротуаре, обхватив голову руками, спросила:
— Скажите, что случилось?
— Что случилось, спрашивает! Да если бы не тот парень, лежать бы тебе сейчас в морге. Чуть детей сиротами не оставила!
Когда Халима-апа приехала в больницу, она поняла, что Джуме очень плохо. Всю ночь она пробегала около корпуса, где лежал Джума. Что делать? К кому обратиться? Город жил своей жизнью. И всем безразлично, что жизнь молодого парня висит на волоске, а одинокая женщина не знает, куда себя деть.
Бывает, захочется с человеком поспорить, ищешь его, ищешь, а все без толку. Ты уже отчаялся, а он вдруг тебе навстречу идет. Во всем один ты виноват, встреться ты мне сейчас, своими руками твои седые патлы пучками бы вырвала. Все лицо исцарапала бы, и то бы не успокоилась, — так Халима всю ночь проклинала Шаммы, а днем, собравшись обратно в Караджар, натолкнулась на его машину. Она с полным кузовом стояла у тротуара. Халима ее из тысячи узнает: сколько раз своим автокраном разгружала ее, сколько раз загружала. Она уселась в кабину, и Шаммы не заставил себя долго ждать: вышел из магазина с сеткой, в которой лежали сигареты, продукты и две бутылки водки. Ничего не подозревая, он подошел и открыл кабину, тут-то Халима и схватила его за шиворот:
— Добился своего, алкаш несчастный! Сейчас я тебя здесь задушу!
Шаммы испугался не ее рук, а налитых кровью глаз. Он не в силах был высвободиться, не в силах выговорить хоть слово.
— Что, язык проглотил, скотина? — закричала Халима-апа и тряхнула его. — Из-за тебя чуть человек не погиб!
Ничего не понимающий Шаммы наконец собрался с духом:
— Ну-ка, убери руки, женщина! — зло сказал он. — Шаммы не из тех мужчин, которые дерутся с бабами. Всему есть предел! Что за преступление я совершил?
— На таких, как ты, я и слов тратить не хочу. Если едешь в Караджар, езжай быстрее, — сказала Халима-апа, отпуская его.
Машина с тяжелым грузом отправилась в путь. Они оба долго молчали. Наконец, закурив третью сигарету, Шаммы сказал:
— Успокоилась? Что ты там плела? В чьей смерти я виновен?