— Ну, что ж тут особенного, что вы так восхищаетесь?! Если у отца много денег, то сыну нетрудно выбрать красавицу, — заявил верзила, стоявший поодаль.
Батыра точно ошпарили кипятком, он в миг очутился рядом с обидчиком и вцепился мертвой хваткой в ворот его рубашки.
— А ну, повтори еще раз!
Верзила не ожидал подобной реакции со стороны жениха и решил было ретироваться, но ему не удалось: в силу привычки он вновь съязвил:
— Бай-бов, а ты, Батыр, наивная душа, и в правду думаешь, что Тязегуль в тебя по уши влюблена? Не твои ли кирзовые сапоги ей приглянулись? А?
Батыр все еще не отпускал из рук ворота рубашки балагура-верзилы, и по всему было видно, что дело может закончиться большим скандалом. Поэтому парни поспешили их разнять.
Удивительнее всего было то, что у верзилы нашелся единомышленник — маленького роста, невзрачный парнишка:
— Напрасно ты горячишься, Батыр, ведь даже глупцу ясно, что Сенем-ханум даром свою дочь ни за что не отдаст!
Батыр вконец растерялся, как вдруг за него вступился бригадир, обратившись к спорящим:
— Ну, что вы тут раскричались, откуда у вас такие сведения? Отчего же тогда Сенем-ханум пожелала справить той у себя в доме? Если б она была приверженицей старины, тогда бы ни за что не сделала свадьбы по-современному, в доме невесты. Нет, я лично не верю, что родители Тязегуль взяли за дочь хотя бы копейку. По-моему, не надо лишнего говорить, а лучше пожелайте счастья влюбленным. Было б только побольше таких матерей, как Сенем-ханум, тогда совсем бы калымы исчезли.
На шум спорящих подошли мужчины постарше и тоже вступили в разговор. Но кто бы что ни говорил, теперь для Батыра это потеряло всякий смысл. Он стоял некоторое время в глубокой задумчивости, потом вдруг, сорвавшись с места, почти бегом направился к дому…
…Мать испуганно взглянула на вбежавшего во двор мертвенно-бледного сына.
— О, аллах! Что с тобой, сынок? На тебе лица нет…
— Это я хочу у вас с отцом спросить, какой калым вы отдали за Тязегуль?
Увидев возмущенного сына и то, как он дрожит от негодования, мать не смогла солгать:
— Ну, немного подарков сделали… чтобы уважить… мать, вырастившую такую умную и красивую дочь… А что случилось-то?
Возвратившийся с поля Пальван-ага застал мать и сына во дворе, которые продолжали громко выяснять отношения. Отец сердито окликнул их зычным голосом и заставил войти в дом.
— Постеснялись бы соседей! Это ведь только нас касается, а другим совсем не интересно. Нечего сор из дома выносить…
— А чего ты так волнуешься, отец? Это уже ни для кого не секрет! Вы ведь сами постарались меня опозорить перед всем селом! — не унимаясь, продолжал горячиться Батыр. — Я тотчас же побегу и швырну к ногам Сенем-ханум письма ее дочери, которые она мне писала почти ежедневно!
— О, люди добрые, какой же негодяй сумел вмиг разрушить наше спокойствие?! — заголосила было мать.
Отец прикрикнул на жену:
— Сейчас же прекрати причитать, женщина! — И обратился к сыну как можно спокойнее: — Ты, сынок, очевидно, забыл о наших обычаях… А потому я тебе напомню и все расскажу как есть. Нечего мне скрывать от тебя. Калым мы с матерью заплатили немалый, до сих пор в голове не укладывается, когда с долгами рассчитаемся… Ну а что делать? Не жить же тебе всю жизнь бобылем?!
— И не забывай, что Тязегуль тоже придет к нам в дом не с пустыми руками. И одежду, и обстановку в дом… — вставила мать.
Батыр понял, что с матерью ему не договориться, а вот отец должен понять его правильно. И сын начал упрашивать отца.
— Отец, я прошу тебя, пока еще не совсем поздно, пойди к ним и прямо скажи, что, мол, наш сын говорит, что ему купленная жена не нужна. А Тязегуль передай, что нам с ней надо поговорить, и причем обязательно…
Пальван-ага с женой переглянулись, ища друг у друга поддержки. Отец бессильно опустился у порога, а мать, не выдержав, залилась слезами.
Однако Батыр настоял на своем, и отец вынужден был отправиться в дом Байгельды и Сенем-ханум…
…Все эти картины пронеслись в голове у Пальвана-ага, пока он сидел перед родителями Тязегуль. Он был в растерянности. Решимость высказаться то возникала, то тут же исчезала. «К кому из родителей первому обратиться?» — мучился Пальван-ага. «К Байгельды-ага? Но он же, как ребенок, благодушен и бесхитростен. Может, он и не знает, какой калым за дочь заломила жена? Начать разговор с Сенем-ханум? О, аллах, для этого нужно иметь толстую кожу, как на подошве верблюда… А если даже и приступить к разговору, то в какой форме? Грубить нельзя, а начнешь вежливо, то Сенем-ханум найдет тысячу доводов в доказательство своей правоты. К тому же она будет права, потому что ее дочь ничем не хуже других, за которых берут не меньше. Как же быть? Потом… ведь Сенем-ханум может возразить мне, что и невеста придет в дом не с пустыми руками… А еще добавит, что девичий калым, что талая вода, едва, мол, хватит на то, чтобы справить той… И вообще, скажет, о чем, дескать, вы думали раньше, еще вчера? М-да… Нет, надо решительно заявить, как советовал Батыр: «Торги наши не состоялись, сын не хочет купленной невесты, верните калым! Но с Сенем-ханум шутки плохи, может так разойтись эта чертова баба, что камня на камне не оставит, да тут и сам дьявол не устоит. Бросит мою обувь за порог да и выставит за дверь со словами: «Не ты, Пальван-ага, растил и лелеял мою дочь, так что вот тебе бог, а вот тебе — порог!..»