Эттор Вичерс
Мост
Я облюбовал этот мост достаточно давно, в ту пору, когда машин было мало, и ночное небо не взрывалось от лазерных лучей людского буйства, и трава вольготно прорастала сквозь трещины асфальта. Но и сейчас остаются минуты, когда замирает жизнь и возвращается та самая тишина, что родилась раньше этого мира. И моя участь теперь – вечное ее ожидание. Но я привык. И тогда, когда люди возвращаются к своим очагам, я иду сюда – где бы ни застала меня луна и её жалкие уличные подобия. Это уже превратилось в ритуал.
Час-полтора – как повезет – над водой, в тени опор – это моя награда за длинный день. По крайней мере, я воспринимаю это именно так, и наконец-то можно не оглядываться. Моя нелюбовь к солнцу и непохожесть на людей слишком бросаются в глаза, а люди так любят солнце и так не терпят непохожесть… Это не удивительно, правда. Пора удивляться миру и смотреть на него глазами ребенка у людей давно миновала.
Ночь делает меня терпеливым и добрым, даже к людям. Единственное, что я так и не научился принимать – дрянной кофе из соседней подвальной забегаловки. Но это тоже часть ритуала, ибо когда ночь покидает город мне некуда больше идти, только туда, где сонный бармен готов подать кислый кофе в нечистых стаканах. Моя кара всегда со мной, до скончания мира, и хорошо если этого.
Ночь наступает неотвратимо, улицы стихают. Жаркий и невыносимо прекрасный мир снисходит до прохлады. Можно становиться собой, можно получить индульгенцию на все, что неотвратимо и бесполезно днем. И я иду на мой мост.
Предчувствие жжет меня изнутри – возникает внезапно, из ниоткуда. Опять предчувствие… Но я упрямо двигаюсь вперед. Моя кара всегда со мной.
И тысячу раз предчувствие право, как всегда. Мое место на самом краю моста, у одной из опор – занято. Кучка одежды под одной-единственной нужной мне опорой моста. Неожиданность. Очень раздражающая неожиданность.
– Привет, – негромко, но недружелюбно говорю я.
В принципе да, именно такой реакции я хотел. Но почему-то чужой испуг и паника не приносят сейчас удовлетворения. Только усталость.
– Это мое место. Передвинься куда-нибудь еще.
Только тогда человечек наконец-то одаривает меня взглядом. Трогательным и скромно-ненавидящем. А еще начинает бормотать, но не громко, отнюдь. Правда, это единственные предпринятые им действия, встать и исчезнуть он совершенно не торопится.
– Уйди отсюда. Вон там тоже чудесное место.
– Там свет, – бормочет человечек почти шёпотом.
– Вот именно! – более эмоционально, чем мне хотелось, но назад не вернуть. – Поэтому это мое место, – уже спокойнее поясняю я неразумному. – Ищи себе другое.
Человек не двигается и упрямо смотрит на неторопливую реку под нами.
Ну как, человек – ребенок. Раз испугался, стоило только чуть прибавить голос. Да, последнее дело обижать человеческих детей. Но сейчас ночь, и мы все равны.
–
Давай, я не хочу ждать, – напоминаю я замершему человеку.
Неужели это дитя думает, что все само рассосется, если замереть и не двигаться? Мне вновь достается ненавидящий взгляд, но на этот раз под аккомпанемент чертыханий это странное существо пытается вылезти. Да ладно? А я-то уже почти смирился, что проведу ночь в ожидании!
Моя ирония бесполезна – ибо некому ее услышать и оценить. Не этому же ребенку высказывать свое остроумие. В голову лезут обрывки из дрянного кинофильма, виденного накануне. Ничего благостного к моему настроению это не добавляет.
Ждать приходится долго. Сначала на мосту появляется приземистая плотненькая фигурка, раздумывает и ныряет обратно, держась за столб – выуживает обувь. Я жду, когда мое терпение смиренно сдохнет у слабо светящего фонаря.
И наконец человеческое дитя обуто и смело. Берцы ей не идут, ветровка явно чужая, а расчесаться она не подумала еще с которого утра. Она готова отвоевывать свое по праву. Открывает рот, чтобы что-то сказать. И, сопя, перелезает через очередное страховочное заграждение на трассу.
Больше меня ничего не интересует. Задыхаясь, померцивает сквозь облака красная точка, не успевая отражаться в реке. Шаги давно стихли. За моей спиной проезжает машина, потом еще одна. Еще немного, и жизнь замирает, и возвращается та самая тишина.