- Отдыхаешь, милок?
Вздрогнув, я повернулся. Передо мной стояла старушка в длинном тёмно-зелёном платье, в пёстром платочке, завязанном узлом под подбородком.
«Только что никого рядом не было!»
- Не пугайся, я тихонько хожу, а по траве так и не слышно вовсе!
Я решил, что старушка подошла попросить милостыню.
- Сейчас, бабуль, я вам денежку дам.
- Денежку? - старушка засмеялась, запрокинув голову.
«И что тут смешного?» - неприязненно подумал я, а вслух произнёс:
- И что, бабуля, вам от меня нужно?
- Это тебе, милок, нужно, а я уже так - как-нибудь...
- Мне нужно? - зажав между ног бутыль с водой, здоровой рукой я посильнее закрутил пробку, - мне бы нужно узнать, что с водой делать.
- Э-э, да у тебя, милок, рука усыхает!
- Усыхает, усыхает, - раздражённо буркнул я, - и какой я вам, бабушка, милок?!
- Да, не серчай, - миролюбиво произнесла она, - проси, так и помогут!
- Кто? - буквально взорвался я. - Врачи? Или кто ещё?
- Ну, ну, - старушка покачала головой и, взявшись за концы платка, потуже затянула узел, - пошли со мной, - кивнула она головой в сторону от источника. И, видя мою нерешительность, повторила, - пошли, пошли. Водицы ты набрал, а надобно еще в часовенку зайти, помолиться. Да, не боись, милок, тут недалеко.
«Игнат раньше вечера не приедет. Надо же чем-то заняться. Пойду посмотрю, что за часовня».
Пока зрело моё решение, старушка успела удалиться от места нашего знакомства достаточно далеко.
- Не отставай, милок, а то заплутаешь! - раздался её голос уже из-за пригорка.
«Ничего себе скорость у бабули?! Шустрая, как ящерица. Да и похожа на ящерицу в своей одежонке. И опять - милок. Вот заладила!»
Спускаясь с пригорка, я чуть не сбил с ног внезапно остановившуюся старушку.
- Вы чего, бабуль?
- Дак пришли мы.
Она сделала шаг в сторону. Моему взору предстала вросшая в землю часовня. За разрушенной в некоторых местах кирпичной стеной, окружавшей часовню, виднелись покосившиеся кресты.
- Куда вы меня привели? - насторожился я. - Это ж кладбище!
- Часовенка здесь. Вот и зайдёшь...
«А что? Часовня как часовня. Почему бы не зайти? Помолюсь, глядишь, и поможет». Я машинально провёл рукой по шее.
- Крестик забыл? Дак у меня есть про запас, - старушка протянула мне нательный крестик из металла жёлтого цвета, - и снурок - тоже есть. Короткий, правда, но на твою шею в самый раз будет!
Понимая, что одной рукой с завязыванием узла не справиться, я опустился перед старушкой на колени, чтобы она могла достать до моей шеи.
- Помогите, пожалуйста, узел завязать.
- Хорошо, что попросил. Когда просишь - всегда помогут.
Мне показалось, что в её голосе прозвучали жёсткие нотки. Она резво завязала шнурок. Менять что-то было уже поздно.
- Хороший узел получился. Не развяжется, пока не попросишь.
В голосе старушки послышалось что-то торжествующее.
«Почему она так сказала?»
Встав во весь рост, я внимательно посмотрел на старушку, собираясь спросить об этом. Но, переведя взгляд выше, увидел, как издалека приближается сизый туман, скрывая кресты, ограды, купол часовни... Неожиданно закружилась голова.
- Дай-ка мне твою флягу, милок, а сам за перильца держись.
«Она будто проникает в мои мысли!».
Схватившись рукой за перила, я поднялся по шатким деревянным ступеням. Переступив порог часовни, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Осмотрелся.
- Никого здеся нету, милок... Вот свечи щас поставлю.
Сложив пальцы, я поднес руку ко лбу, собираясь перекреститься. «Забыл, к левому плечу или к правому?» Скосил глаза на старушку, подсмотреть, как она будет креститься. Но старушка, уставившись недвижимым взглядом на горящие свечи, креститься не торопилась. «Что-то шепчет. Молится, наверное. А глаза...? С красным ободком?! Да это пламя свечей отражается. Какие странные свечи зажгла она: красную, зелёную, фиолетовую?!»
Наконец до меня стала доходить нереальность происходящего: непонятно откуда взявшаяся старушка, моё тупое подчинение ей, кладбищенские кресты, эта часовня, наполовину ушедшая в землю, толстые разноцветные свечи... И почему в часовне нет ни одной иконы? Кому же она молится?»
Неожиданно на меня навалилась странная усталость.
- Пора отдохнуть тебе, милый. Пойдем, провожу тебя.
Так я покинул часовню, ни разу не перекрестившись и не прочитав ни одной молитвы. Старушка шла впереди, показывая дорогу, а мои ноги с каждым шагом наливались тяжестью. Не думалось ни о чём, кроме одного: прилечь и уснуть.
Дом, к которому мы подошли, одиноко стоял у самой кромки леса. Ветхий плетень, тянувшийся вдоль тропы до калитки, вряд ли мог быть преградой для кого-либо. Так подумалось мне при виде двух огромных собак, лежащих на цветочной клумбе. При нашем приближении они с грозным рыком подняли морды и тут же успокоились, положив головы на лапы. «Ясно: собаки узнали старушку. Жаль, камеры нет, - зародилась в мозгу вялая мысль, - получился бы неплохой снимок: чёрные собачьи морды среди жёлтых цветов».