родственникам и друзьям о том, что беременна близнецами, откликнулась на объявление, которое Снайвли разместила на сайте «Крейглист» в надежде приобрести у кого-нибудь подержанную детскую одежду. Снайвли уже была на седьмом месяце беременности. Когда она пришла к Робертс, та взрезала ее утробу и вынула оттуда ребенка. В больнице его признали мертвым. Тело Снайвли нашли у Робертс в погребе. В день, когда газеты возвестили о произошедшем, рабочая-мигрантка по имени Арасели Веласкес-Эспейн родила ребенка в сливной бачок биотуалета. Когда ее призвали к ответственности, она заявила, что видела и пуповину, и плаценту и «знала, что мой ребенок там, внизу... но не захотела лезть руками в эту отвратительную синюю жидкость». Вскрытие показало, что ребенок был жив, когда упал в дезинфицирующее средство синего цвета.
И если общий уровень убийств в Портленде снизился, то детоубийство, тем не менее, стало болезненно модным. Местные газеты едва поспевали за преступлениями. Слишком много детей нуждалось во внимании, и рассматривать каждое происшествие должным образом было некогда. Прочитав о случае с новорожденым Веласкесом-Эспейном, я задумалась: пресса за пределами Портленда вообще хоть раз отвлеклась от обсуждения набора продуктов в тележках супермаркета, чтобы обратить внимание на детоубийства? Я спросила у внештатного корреспондента «Нью-Йорк Таймс», собирается ли их газета посвятить истории Аманды что-то еще, кроме заметки из 113 слов, смахивающей на телеграмму.
Он ответил:
- Это совсем не то, что ждут от Портленда.
И вот 3 июня, за полчаса до повторного предъявления обвинений Аманде, вокруг зала суда на втором этаже собралась целая толпа. Дюжина репортеров и две команды телевизионщиков затихали каждый раз, заслышав на лестнице шаги. Все ждали Кена Хэдли, нового адвоката Аманды; едва он успел сойти с лестницы, как ему в лицо устремились микрофоны.
Хэдли немного походил на Джона Войта: у него были широкие, плоские скулы, гладкие веки и тонкие седые волосы, удлиненные возле ушей. Репортеры перекрикивали друг друга: что Хэдли может рассказать о Стотт-Смит? В каком она состоянии?
Хэдли, казалось, уделял должное внимание каждому вопросу. Он то и дело останавливался, устремив взгляд в пол, сжимая и разжимая кулаки и поднося костяшку указательного пальца к губам. Его ответы были краткими: к делу Стотт-Смит его приставили совсем недавно, а потому он не может точно описать ее состояние; ему нельзя распространяться о юридических подробностях; он не может подтвердить причастность Аманды к потенциальным самоубийцам.
Наконец Хэдли прорвался сквозь толпу.
В зале суда было не протолкнуться: люди сидели вплотную друг к другу на скамьях, стояли у стен. Повсюду были камеры и ноутбуки, а на заднем ряду плакали разные люди. Если в помещении и находились родственники Аманды и Джейсона, то они никак себя не проявляли. Криминальный репортер из «Орегониан» спросил у одной заплаканной женщины в платье в цветочек, знает ли она Аманду. Та кивнула, но больше ничего не ответила.
Дело Аманды значилось не первым в повестке дня, однако ее ввели раньше всех. Волосы Аманды были сплетены в аккуратную косу. Она выглядела излишне взволнованной: взгляд был диким, а белки глаз -слишком уж белыми. На лице ее застыло курьезное выражение вроде: «А что это мы тут сегодня делаем?» - и выглядела она намного опрятнее, чем можно было ожидать от женщины в подобном положении.
Судья Филбрук зачитала обвинение. Оказывается, суд присяжных добавил новые пункты. Теперь Аманду обвиняли по восьми статьям: пять раз - в убийстве при отягчающих обстоятельствах; два раза - в покушении на убийство при отягчающих обстоятельствах; и один раз -в нападении второй степени, поскольку на телах детей нашли синяки. Хэдли признал все обвинения. Судья спросила, каков ответ Аманды; второй адвокат сказал:
- Невиновна.
Зал не проявил никакой непосредственной реакции. Сама Аманда осталась бесстрастной. Как только ее вывели из зала, на этот раз без дополнительных усилий, люди начали вереницей покидать помещение.
Не прошло и часа, как на четырнадцатом этаже Центра правосудия в Портленде состоялась пресс-конференция. Два десятка репортеров сидели спиной к телевизионным камерам. Время в ожидании коротали разговорами о сокращении штата, перепродажах акций. Один мужчина
пенсионного возраста рассуждал о возможности работы на радио. Другой изучал чеки в своем кошельке. Никто не обращался к ряду окон справа, из которых был прекрасно виден мост Селлвуд.