— Бугаем?
— Здоровый дядька, брюнет, высокий. Лицо оплывшее. На вид за сорок лет, хотя, может, и меньше.
— И о чем они говорили?
— Я же не слушаю чужих разговоров! — возмутилась Ольга Михайловна.
— Ну вы же почему-то решили, что они ругались, — подсказала я.
— Верно. Он кричал на Полину! Я из окна не слышала весь разговор. Только одну фразу и помню: «Пикнешь, — мол, — пожалеешь».
— Пикнешь — пожалеешь? — повторила я. — Так и сказал? Интересно… — А когда это было?
— Давно было, в начале лета еще, — махнула рукой старушка, — но в остальном тихо у нее все было.
— И вы уверены, что это был не Леша? — спросила я.
— Нет, Лешу я знала. Это был кто-то другой. Я потом остановила Полину в подъезде, спросила — все ли у нее хорошо. Она сказала, что повода для беспокойства нет. Недоразумение, мол, произошло.
— Понятно.
— Но потом я этого бугая не видела больше, поэтому и не придала значения. Иначе сразу вызвала бы Петю!
Петр Иванович вздохнул:
— Это точно, вызвала бы.
— Спасибо, Ольга Михайловна, — поблагодарила я.
Старушка в ответ нахмурилась и что-то пробурчала себе под нос. Она все еще смотрела на меня с явным подозрением. Я наконец вняла мольбам участкового, и мы двинулись к выходу со двора, обходя лужи и кучи из бурых листьев, которые сгрудились у обочины.
— Вы зря обращаете внимание, — укорил меня участковый, — Ольга Михайловна, безусловно, заслуженный работник. Но сейчас на пенсии ей все время мерещатся преступления и подозрительные лица. Я в этот дом бегаю только из-за ее непрерывных звонков и жалоб. Больше никто из жильцов не жаловался, что ему докучают. Старушка просто не может забыть о своей профессии.
— Не могу ее винить, — улыбнулась я, представив себя на пенсии. — Мне кажется, я в ее возрасте буду вести себя точно так же. Профдеформация!
Участок находился совсем рядом, буквально в соседнем доме. Теперь понятно, как пухлому капитану удалось так быстро отреагировать на звонок.
Внутри пахло кофе и сладкими булочками. Этот кондитерский запах смешивался с запахом мокрой одежды, старой обуви и сигарет, отчего получался удивительно тошнотворный букет. Я сморщила нос, но ничего не сказала. Булочки и кофе нашлись тут же, на столе Петра Ивановича. Он опять смутился:
— Я собирался обедать, когда позвонили. Пришлось бросить.
— У вас похвальное рвение к работе, — совершенно серьезно сказала я.
— Моя должность, конечно, не мечта карьериста, да и денег платят копейки, но я на большее не претендую. Мне нравится приносить пользу людям, и я горжусь своей профессией, — отчасти с вызовом сказал капитан, приняв мои слова за издевку. Надо было сменить тему.
— Расскажите, пожалуйста, про Полину. Она тоже никогда не обращалась к вам с жалобами?
— Ничего скандального или плохого я рассказать не смогу. Тихая. Приличная. Соседям не докучала. В сомнительных связях не замечена. Сигналов относительно ее квартиры не поступало. И сама она ко мне не обращалась.
— А парня ее вы встречали?
— Один раз я приходил к Ольге Михайловне. Ей опять показалось, что кто-то посторонний прошел на чердак. Полина выходила из квартиры, и с ней был ее парень.
— А как вы поняли, что это он?
— Ну это всегда понятно. Молодой парень, не намного старше ее. Он поцеловал ее у подъезда перед тем, как они сели в машину.
— И это был не бугай?
— Нет, — улыбнулся участковый, и его добродушное лицо еще больше покруглело благодаря этой улыбке, — худощавого телосложения. Бугаем бы его никто не назвал. Ольга Михайловна упоминала как-то этот случай. Но я поспрашивал жильцов — никто не замечал в доме рослых амбалов, и уж тем более никто не видел, как Полина с кем-то ссорилась на улице. Так что, возможно, ничего и не было. Ольга Михайловна могла принять за ссору громкий разговор или сослепу приняла парня Полины за другого мужчину. Зрение ее уже подводит — годы-то не шутка. Вы не подумайте, я не хочу ставить под сомнение слова этой женщины, — спохватился Петр Иванович, — но лучше вам сто раз перепроверить. Я постоянно бегаю в этот дом, потому что ей что-то кажется. И еще ни разу ничего криминального не обнаружил.
— И на чердаке никого не находили? — спросила я с усмешкой.