Дома после обработки ссадины перестали казаться такими уж страшными, зато я почувствовала, что усиливается боль в спине. Перспектива не радовала: повреждение могло оказаться серьезным, а моя работа требовала постоянного передвижения. Можно было просто отлежаться дома, но мне было тяжело даже кружку с полки достать, поэтому, поохав и поторговавшись с собой, я все-таки вызвала такси и поехала в клинику к знакомому доктору. Вердикт был ожидаемым: растяжение.
Леонид Леонидович, травматолог, не раз спасавший меня от подобных недугов, выписывая рецепт, вдруг оторвался от компьютера и уставился на меня поверх очков.
— Рыба моя, перестань заниматься ерундой.
— В смысле? — удивилась я. Леонида Леонидовича я знала уже лет десять и звала запросто дядей Леней. Он лечил все мои переломы и ушибы, полученные в ходе многочисленных расследований, с интересом воспринимал мою профессию, но в нравоучениях ранее замечен не был. — Дядь Лень, я просто упала.
— Я все жду, что когда-нибудь ты окончательно «упадешь», — старичок изобразил пальцами кавычки, — и я уже ничем не смогу тебе помочь. И никто не сможет.
— Дядь Лень, что вы каркаете! — засмеялась я. — Я действительно просто упала. Бабулька какая-то масло разлила на ступеньках…
— А бабульку случайно не Аннушкой звали?
Я открыла рот и закрыла, решив, что лучше промолчать.
— Ладно, — Леонид Леонидович махнул рукой, нахмурившись, — кому-нибудь другому будешь рассказывать про свое «упала». Он вдруг встал из-за стола и зашагал по кабинету, засунув тонкую дужку очков себе в рот. Причем сделал это так энергично, что я испугалась, он ее перекусит.
— Дядь Лень, да что случилось-то? С чего вы вдруг так распереживались? Я к вам давно хожу, и все вроде нормально было.
— Случилось… — повторил он, остановившись перед окном. — Случилось…
Я молча ждала продолжения, понимая, что пока внутри у моего доброго доктора не выстрелит сжатая пружина, слова из него больше не вытянешь. Он по-прежнему смотрел в окно, где на огромной площадке, построенной для скейтеров и любителей экстремального спорта, резвилась беззаботная молодежь.
— Они словно нарочно обустроили эту площадку напротив моих окон. Целый день смотрю, как эти подростки прыгают и падают, падают и прыгают. И все жду, что кого-нибудь из них либо «Скорая» увезет, либо ко мне в кабинет притащат.
— И как, увозили? — спросила я.
— Увозили! — с вызовом ответил Леонид Леонидович. — И не раз. Знаешь, я месяцами упрашивал начальство дать мне кабинет с видом на мостик. Там только пенсионеры да влюбленные гуляют… Не дали. А я теперь и не попрошу.
— Почему? — удивилась я. Очевидно, мой травматолог к чему-то вел, правда, очень окольными путями.
— Моя пациентка оттуда сбросилась, — сказал он наконец, вернувшись к столу. Из нагрудного кармана Леонид Леонидович извлек тонкий платочек и аккуратно протер им стекла очков. Потом посмотрел на свет. — Даже не пациентка, а близкий человек. Теперь куда ни кинь, всюду клин: других видов из окна у клиники нет.
— Дядь Лень, — вздохнула я, — говорите, в чем дело.
— Твоя работа очень опасная?
— Не больше, чем любая другая.
— Вот, не обманывай старого деда! Не обманывай. Гоняться за преступниками — придумала же занятие… И ремонтирую я тебя с завидной регулярностью. Так что… — Он пригрозил мне пальцем. — Не надо тут… убеждать меня, что это безопасно.
— Окей, не буду. — Я подняла руки, словно «сдаваясь». — Только скажите, в чем дело. Я же вижу, вы о чем-то хотите меня попросить, только все никак не решитесь. Давайте я сэкономлю время. Вы хотите попросить меня об услуге. Но опасаетесь, что в результате оказания этой услуги я каким-либо образом пострадаю. И не хотите быть причиной. Так?
Леонид Леонидович устало поднял на меня глаза. Он помолчал, потом кивнул.
— Так просите. Я большая девочка и могу за себя постоять. От того, что вы меня о чем-то не попросите, ничего не изменится — я продолжу заниматься своим делом, а вы продолжите за меня беспокоиться.
Врач коротко усмехнулся, глядя в стол, заваленный бумагами:
— «Принять реальность — значит наполовину выздороветь». Не помню, кто сказал. — Он шумно выдохнул и наконец поднял голову. — Ладно. Есть у меня к тебе просьба. Надеюсь, я об этом не пожалею. Не в смысле, что ты не справишься, а в смысле, я надеюсь, что ты не пострадаешь из-за этой просьбы.