Он явился на воздушном такси из аэропорта, свалился с неба, как некий древнегреческий бог, — в слепительном свете посадочных огней вертолета и прожекторов, заснявших на крыше, Амалия заставила себя пойти к этой дьявольской грохочущей машинке, а сзади загрохотала и засвистела вторая такая же, в чреве которой им предстояло лететь в Хоуэлл.
…Мабен был еще более мрачен и необщителен, чем обычно. Однако в павильоне с благодарностью принял стакан кофе, припасенный для него Амалией, — кивнул и улыбнулся. Выпил, таращась куда-то в пустоту, бросил стакан в урну и пробормотал:
— Пошли, время не терпит…
Вертолет был крошечный; стеклянный пузырь, сверкающий под фонарями. Угнездившись на сиденье, Мабен опустил воротник плаща и приказал:
— Докладывайте.
Мотор грохотал отчаянно, так что докладывать пришлось на ухо. Амалия пересказала — дословно — разговор с фэбээровцами, доложила и о своем впечатлении от агента Родригеса. Шеф кивнул, спросил, отослали ли они пистолеты шпионов на баллистическую проверку. Амалия этого не знала; объяснила, что у нее была такая мысль — спросить об этих пистолетах, но она решила воздержаться.
Внизу уже была видна цепочка автомобильных огоньков — 96-я дорога, — тускло блеснуло озеро Вудлэнд. Через пять минут вертолет пошел на посадку.
Мабен молчал и в машине; только войдя в дом, охраняемый группой Амалии, и заняв кресло в гостиной (превращенной в спальню-общежитие), стал спрашивать: как было обставлено исчезновение подопечного, что он имел при себе, когда шел через улицу, как скоро они спохватились, и так далее. Затем объявил:
— Это серьезное упущение, мисс Бонфельд. Вы должны были контролировать заднюю сторону дома.
Амалия не стала объяснять, почему она этого не сделала, — и так ясно, что тогда ее человеку пришлось бы торчать в проезде, прямо перед окнами домов, стоящих по обеим сторонам этого проезда, а наблюдать из своего дома они не могли, не могли заметить и авто, в котором уехал Эйвон, потому что он, очевидно, направился не на Мэйнчггрит, не в их сторону, а на боковую улицу. Вместо объяснений Амалия проникновенно сказала:
— Да, сэр. Это серьезное упущение, сэр. Мабен фыркнул. Переспросил:
— Так говорите, свою пушку он оставил дома?.. То есть его могли взять у этого приятеля голыми руками и без шума. Чистая работа.
— Но, сэр…
— Нечего нокать! — взорвался вдруг шеф. — Почему вы уверены, что он именно сбежал? Так уверены, что помчались за ним в Метро?! Женское чутье?!
— Не только, сэр. Во-первых, я знала, что он всегда носит пистолет при себе… как вы, сэр. Под мышкой. Даже когда ходил к господину Сандерсу, Во-вторых, он прибрался в своей мастерской, что в гараже. Обнаружив пистолет, я подумала, что он собирается лететь на самолете, притом не на авиатакси, а из аэровокзала,
— Он мог забыть пистолет.
— Непохоже на него, сэр. Да! Было еще одно обстоятельство. Утром к нему приехал человек из Анн-Арбора и привез какой-то компакт-диск…
Мабен фыркнул и пожал плечами.
— …Он сказал, что на диске какие-то чертежи, что за срочность надо платить, и вернул господину Эйвону дискеты-оригиналы.
Мабен снова фыркнул, на этот раз задумчиво.
— И все же должна признать, сэр, стопроцентной уверенности у меня нет. — Амалия кривила душой, но понимала, что так сейчас надо. — Я не буду удивлена, если вы меня уволите, сэр,
Мабен поднялся, бугристая его физиономия неприятно перекосилась. Спросил, глядя в занавешенное окно:
— Надеюсь, его жену охраняют достаточно плотно?
— Дом охраняется, как прежде.
Она видела, что Мабен растерян. Конечно же, она очень слабо представляла себе общий масштаб случившегося. Не знала, что ее шеф грызет и себя самого — за то, что не приставил сторожей к Рональду Бассу, правой руке Эйвона, За то, что его человек — им лично поставленный — пропустил проклятый грузовик к цеху. Не знала, что он отчаянно беспокоится за своего шефа, жизни которого, по его мнению, по-прежнему угрожала опасность. Господин Гилберт доверил ему охрану не чего-нибудь — проекта века, и вот… Крушение. Он подумал: «Мы с тобой в одном положении, барышня, оба просрали…» — и спросил:
— Когда госпожа Эйвон ложится спать?
Амалия посмотрела на часы — почти одиннадцать.
— Наверное, еще не легла, сэр.
— Запросите охранника.
Она потянулась к своему телефону, и в эту секунду он
Нелл уже давно сидела в своей спальне — после того как отрыдалась, перебила некоторое количество посуды (самой дешевой из наличия), несколько раз наорала на несчастного Джека, приказывая ему убираться вон, к своим евреям, — о черномазых на этот раз не упомянула, потому что второй ее сторож, Смарти, был черный. Она сидела, смотрела в одну точку, представлял себе эту картину: ее Умник где-то в гостинице лежит с рыжей блядью, бесстыдной сукой, проклятым шпионским отродьем. Часы бесстрастно гикали. Когда перевалило за десять, Нелл все-таки забеспокоилась, потому что Умник уже давно не исчезал без предупреждения. Она вспомнила, как эта рыжая металась по всему дому, как расспрашивала, не знает ли она чего, и ей стало страшно, и она снова заплакала, Еще раз взглянула на часы, поплелась в ванную — она была нормальная американка и просто не могла лечь спать, не приняв душ.
Вернулась, откинула подушку, чтобы снять покрывало, и увидела записку.
Там было написано следующее — мелким, четким почерком Умника:
"Нелл, моя сладкая!
Прости, дорогая, но я вынужден исчезнуть и, по-видимому, на довольно долгое время. Звонить тебе не буду, но попробую при случае прислать весточку…»
Дальше она не читала. Швырнула записку на пол и завизжала так, что Джек и Смарти бегом кинулись вверх по лестнице. Когда они вбежали в спальню, Нелл каталась по кровати и кричала: «Умничек, У-у-умничек!!»
Смарти подобрал с пола записку и унес, а Джек стал успокаивать Нелл, стараясь не смотреть на ее прелести, вылезающие во всех направлениях из-под купального халата.
Записка была достаточно обширная. Кроме главного: «вынужден исчезнуть», в ней говорилось, что все текущие банковские счета Умника переведены на два имени — его и Нелл; что она может, таким образом, пользоваться процентами с его капитала, но сам капитал трогать не может; что его адвокат уполномочен вести все дела, касающиеся его дома в Хоуэлле, дома в Майами и фирмы, перечислять доходы фирмы на ее счет и платить налоги — если он сам не вернется до марта. Что ей не следует его искать, а об этой записке он решительно просит ее не сообщать никому, кроме господина Мабена.
Тем не менее господин Мабен — которому Смарти и вручил записку — по субординации, — прочитав, сунул ее Амалии и соблаговолил пробормотать;
— Вы были, однако, правы…
Тогда Амалия сделала ход конем; спросила, не пожелает ли шеф переночевать здесь, поскольку время уже совсем позднее. Тот сказал — нет, вертолет его ждет на площадке, а завтра с утра есть дела в Детройте. Амалия поняла, что он сменил гнев на милость, и сделала следующий ход; по ее представлениям о шахматах, попробовала превратить пешку в ферзя;