Он передвигался очень быстро, и, не будь напарник наготове, они могли его и упустить, однако Джек сообразил подъехать к порталу, когда Басс садился в машину. Мало того, Джек уже успел познакомиться с водителем такси и объяснить ему задачу.
Тот, кажется, был не слишком доволен этой задачей — следовать за другим такси, и приободрился, только когда в машину села Амалия, такая безобидная на вид.
— Нашего хозяина зовут Ханс, — сказал Джек.
— Добрый день, Ханс, — отозвалась Амалия. — Поезжайте, пожалуйста. — Подумала и добавила; — Там мой муж, видите-ли.
— Там кто? — переспросил Ханс. По-видимому, он не слишком хорошо знал английский.
— Мой мужчина, — сказала Амалия.
— А, ваш мущщина… Токда ншцчего. Помолчали. Такси, увозившее Рональда Басса, вкатилось на полосу шоссе — на Амстердам.
— Он едет к друкой женшчине? — спросил Ханс. Джек в восторге толкнул Амалию. Она серьезно ответила:
— Боюсь, что так.
Ханс этого не понял и пришлось объяснять по-иному, и тема эта поддерживала их почти всю недолгую дорогу — во всяком случае, до поворота на Зандам, который Ханс едва не пропустил, За поворотом шоссе было пустое, так что следовало приотстать, и чтобы внушить это Хансу, потребовались опять лингвистические хитрости. После шоссейной развязки в Зандаме он выговорил длинную фразу:
— Там тальше туппик, — затем непонятное слово:
— Занстадт. Слово «Занстадт» они видели на указателе.
— Я — не — поняла, — сказала Амалия,
— Тальше нихьт автобан, — с отчаянием пояснил Ханс.
— Понятно. Приготовь ему деньги, двадцать процентов на чай, — распорядилась Амалия.
Они проехали по узкому шоссе; к стыду Ханса, оно оказалось не тупиковым — был еще поворот налево, вдоль канала, но впереди протянулась та единственная улочка деревушки Занстадт, по которой сутки назад проехал Умник.
— Бот! Теперь туппик! — с торжеством провозгласил Ханс. Еще четыреста метров, и такси впереди остановилось.
— Проезжай, — приказал Джек.
Они видели, как Рональд, не оглядываясь, вышел на дорогу и сейчас же направился в узкий проход между каналом и изгородью. Джек сунул Хансу деньги; Амалия уже стояла на тротуаре и оценивала обстановку.
Тишь. Боже мой, какое спокойствие во всем! Узкий плиточный тротуарчик с полосками снега в стыках плит, аккуратнейшие палисаднички, присыпанные снегом. Башня на дальнем конце улицы — не то кирха, не то ратуша. Оттуда неспешно катит велосипедист. Кажется, никто не заметил их приезда.
— Погоди, пусть оторвется, — выдохнул в затылок Амалии Джек.
Она встряхнула головой и пошла. Четвертый, пятый, шестой дом; телефонная будка… Оп! Басс обошел угол изгороди и пропал из виду. Амалия на цыпочках просепетила следом — как раз вовремя, чтобы увидеть, как его впустили в дом. Хлопнула дверь, и опять настала тишина. Потом через ее завесу пробилось что-то вроде, кошачьего мяуканья; Марта Лионель изъявляла восторг по поводу прибытия нового гостя.
…Оставим их всех на время. Амалии надо набраться решимости, чтобы войти в дом, — или не входить пока, но тут ведь негде спрятаться и вести наблюдение, а «объекты» после рандеву могут и уехать (она не сомневалась, что Эйвон в доме). Оставим ее решать эту дилемму и вернемся в Нью-Йорк, на знаменитый остров Манхэттен.
Над Манхэттеном висела предутренняя тьма. За ночь теплынь сменилась резким холодом, ледяным ветром со снежными зарядами. Крупные хлопья лепились к окнам мабеновской квартиры в солидном доме на Коламбия-авеню. Еще не было шести часов. Спала госпожа Мабен, спали на своей двухъярусной кровати дети, спали собака с кошкой, но это было их всегдашнее занятие. Жак один бодрствовал. Он сидел в кабинете, небольшой комнате с глухими шторами, и прихлебывал из большой кружки растворимый кофе с молоком. И думал. Лучше всего ему думалось по утрам, в своем доме, в своем кресле, пока дети еще не встали и на Коламбия почти нет машин. Сейчас утро пятницы; если за сегодня он не найдет сыскного агентства, то почти наверняка пропадут еще два дня. Вчера вечером он побывал в агентстве, чванно именующем себя Пинкертоновским и дерущем чудовищно высокие гонорары — страшно подумать, какие. Живодеры… Он согласился на их требования, так они, видите ли, еще должны подумать! Разумеется, он пока не обозначил, в какой европейской стране надо вести поиск… Впрочем, это, возможно, и к лучшему — что дерут такие деньги: труднее будет перекупить… «Наверняка будут перекупать, — ду-
Мал Жак. — Ведь как нагло вчера висели на хвосте; слава Богу, я успел подогнать вторую машину к Рокфеллер-центру, пробежать насквозь и пересесть. — Он перекрестился, подняв голову к распятию, висящему над столом. — Господи, мне нужна Твоя помощь, как никогда. Помоги мне одолеть этих слуг дьявола, Господи!»
Он оттолкнул кресло от стола, поднялся Нет. Он не будет иметь дела с Пинкертономг Слишком известное агентство. Он будет работать либо с тем, кого найдет Бернанос, либо сам отыщет через знакомцев в ФБР. Сегодня же.
Покряхтывая, крутя головой, Жак Мабен прошелся по тесной комнате. Время, время… Он не думал о том, что чувство утекающего времени, потребность делать дело сейчас, сию минуту, — непременное качество хорошего полицейского. Он не умел и не любил философствовать и думал о том, что мисс Бонфельд велено звонить в любое время суток, а она почему-то не звонит, и что надо немедля увидеться с Джо Бернаносом.
Вернулся к столу, допил кофе и пошел будить детей. В Америке встают рано.
Они с Джо увиделись через полтора часа, то есть все еще ранним утром, причем Мабену на сей раз не пришлось уходить от «хвоста» — он назначил встречу в небоскребе «Дженерал карз», рассудив, что в утреннем потоке служащих фирмы Бернанос будет незаметен.
— Дружочек мой Жако, — сонно приветствовал Мабена старый приятель. — Безумный Жако. Ты знаешь, когда я вчера добрался до подушки? До подушечки своей? Что опять случилось, мой французик?
Он попытался перекладывать бумажки на хозяйском столе — Мабен это пресек. И объяснил, что ему с очень большой вероятностью понадобится команда сыщиков в Европе, для начала — в Голландии, чтобы найти одного американца. Известно, что он прилетел в Голландию, и возможно — весьма возможно, — придется искать дальше. Причем так, чтобы противник об этом не узнал.
Бернанос свистнул и снова протянул волосатую лапу к столу — пришлось дать ему по лапе. Тогда Джо объявил, что задача в принципе выполнима, у него есть в Лондоне парнишка, который возьмется за такую работу, но с единственной целью — выкачать побольше денег, потому что в проклятой Европе найти человека, не прибегая к помощи полиции, еще трудней, чем в благословенной Америке, и никто не сможет поручиться за результат, и никто не согласится на оплату по окончании поиска, не согласится и на аккордную, но только на поденную — хотя, если аккордная будет чудовищно высокой, то, может статься, на это и пойдут..
— Хорошо, — сказал Мабен. — Свяжись с этим человеком, но ни в коем случае — слышишь, Джо? — ни в коем случае не говори о Голландии. Пока — забудь. Переговоры за наш счет, само собой. Ладно. У тебя как успехи, старина?
Джо поправил пиджак — на этот раз он был в лиловом бархатном пиджаке и лиловых же, но другого оттенка кожаных брюках.
— Они быстро действуют, — сказал он уважительно. — Хей, престо! (По какой-то непостижимой случайности итальянское слово «престо», означающее «быстро», давно прижилось в английском языке.) Понимаешь, они уже подсылали к новому командиру своего парнишку — спокойненько так, на улице.
— К старшему агенту ФБР?
— Во-во.
— Вы прослушали разговор?
— Ты обо мне плохого мнения, если спрашиваешь, — Джо ухмыльнулся и засиял глазами. — Очень аккуратно он беседовал, хоть и черный…
Мабен поморщился — не любил он негрофобства.
— А что за человек этот новый? Ты его знаешь?
— Реджи Уэбб, детройтский. Никогда раньше не видел. Тоже черный.