В целом творческая измена сопровождает всю еврейскую культуру Нового времени. А в частности она вдохновляет особую группу еврейских прозаиков, художников и музыкантов из Восточной Европы. Читать современные сказки на идише, написанные в подражание благочестивым или шутливым народным сказкам, рассматривать наивные иллюстрации, которые сопровождают текст, и слушать вымышленные народные песни, которые воспроизводят старые рифмы и ритмы — значит открывать суррогатный мир совершенного единства.
Уже послевоенное поколение, страстно занявшееся поиском корней, кажется неспособным понять суровый модернизм писателей, которых они почитали. Я надеюсь показать, что идишские писатели бросили главный вызов тем традиционным ценностям, которые относились к прославляемой ими традиции, но, кроме современных писателей, ни для кого из них это не было воспоминанием. Искусство творческой измены, по моему убеждению, — это именно то, что легче всего спасти в еврейской традиционной культуре, которая так старалась быть современной.
В правление царя Иосии случилось так, что во время ремонтных работ в Храме был найден утерянный свиток Завета — видимо, фрагмент из середины книги Второзакония. Сыны Иуды так глубоко погрязли в идолопоклонстве, что почти забыли истинную веру. «Когда услышал царь слова Книги закона, то разодрал одежды свои». Он немедленно послал своих приближенных: «Пойдите, вопросите Господа за меня и за народ и за всю Иудею о словах сей найденной книги, потому что велик гнев Господень, который воспылал на нас за то, что не слушали отцы наши слов книги сей, чтобы поступать согласно с предписанным нам» (4 Цар. 22:11-13). Одна книга — и Завет возобновлен. Один свиток найден и прочтен вслух — и целая община отказалась от забвения.
Евреи Новейшего времени — это народ утраченной книги. Когда современные евреи пытаются провозгласить какие-то ценности, почерпнутые из утерянных книг своей культуры, они болезненно осознают это. Они вооружаются релятивизмом и критическими и эстетическими способностями, когда имеют дело с освященными временем текстами и мелодиями прошлого.
И не одной Книги, а множества. Прошлое больше не является дописанным свитком: мы выбираем его из разных книг и противоречащих друг другу рассказов. Евреи европейского происхождения предъявили претензии на место, о котором мало что знали: восточноевропейский штетл, средневековый еврейский рыночный городок в России, Польше и Галиции. Создается впечатление, что евреи там целыми днями плясали и молились, пока не пришли казаки и не сожгли местечко41. Тогда как богатое наследие немецкого еврейства, с его салонами, философами и дуэлями, оказалось слишком изысканным и слишком близким, чтобы вызвать ностальгию. В особенности после Холокоста, замечает Джек Вертхаймер, еще популярнее стало видение немецких евреев как народа, «одержимого ассимиляцией и жаждущего отделить себя от всего мирового еврейства». Если верить народной мудрости, то немецкие евреи были жестоко наказаны нацистами за попытку бежать от своего иудаизма. Как печально замечает Вертхаймер, эту «предостерегающую теорию», наверное, придумали Ostjuden, чтобы отомстить своим снобам-кузенам42.
То, что услышали европейские потомки колена Иуды, было не словом Бога живого, а чем-то затейливым, примитивным и довольно старомодным. В Хавурат шалом, религиозной общине и бейт-мидраше конца шестидесятых, мы с друзьями вообразили себя последователями Нахмана из Брацлава, но за исключением одного визита настоящего брацлавского хасида, мы составляли свое представление о Ребе из книг, как религиозных, так и светских. Другой гость, радикальный богослов Ричард Л. Рубенштейн, поразил нас откровением, что хасиды всегда были строго соблюдающими традиции евреями. Мы, с нашим эгалитаристским богослужением и другими экспериментами в области религиозного синкретизма, не подходим под такое определение. Подобно нашим предшественникам неоромантикам, мы предпочитали видеть в хасидах экзотику, а не мужчин, женщин и детей, которые живут среди нас и так или иначе приспосабливаются к современности43. В целом евреи Новейшего времени отличаются от подданных иудейского царя Иосии. Современные евреи отличаются самосознанием и подозрительны. Они выбирают что-то свое из множества доступных вариантов прошлого, отдавая предпочтение мертвому прошлому перед живым настоящим. Они превращают культурное возрождение в политическую деятельность или, наоборот, бездействие. Но в одном отношении они схожи: чтение утерянного для них свитка происходит публично.