Если бы это была народная сказка о Маленьком Иване и Большом Иване, на этом бы она и закончилась, но рабби Нахман идет дальше. Ведь в конце концов изменились только внешние обстоятельства. Простак всего лишь поднялся до министерского поста, тогда как мудрец, хотя и обеднел, но не раскаялся. Для того чтобы изменить статус-кво, необходимо настоящее чудо. Поэтому в третьем, и последнем, эпизоде испытывать их является дьявол, а не царь. Каждый из них поступает в соответствии с подсказкой: простак спешит к баалъ шему за защитным амулетом, а мудрец выходит навстречу дьяволу с вооруженной охраной. Простак спасся, а мудрец и его спутник по странствиям сброшены в грязную пыточную яму. «И так они действительно жестоко мучились несколько лет».
Потом простак-министр, сопровождаемый баалъ шемом, находит мудреца в плачевном положении. «Брат мой», — восклицает мудрец, увидев старого товарища. Несмотря на годы пыток, он все еще отказывается признать дьявола. «Смотри, что они делают со мной! Бьют и мучают меня эти злодеи, просто так — ни за что ни про что!» — возмущается он. Пораженный упорным сопротивлением, простак-министр просит баалъ шема совершить чудо, «и показал им, что они у дьявола и это не люди их мучают». Только когда грязная яма исчезает, а дьявол рассыпается в пыль, мудрец (и очевидно, его напарник тоже) признает, что был и царь и истинный баалъ тем.
Эта сказка не похожа на другие — она сурова, полемична и неприукрашенна. Диалоги и характеристики правдоподобны, так же как конкретные эпизоды веры и отречения. Незадолго до того на Украине появилось руководство по народной медицине на идише, которое яростно критиковало народных целителей и «бабушкины рецепты»60. Этого рабби Нахман никак не мог оставить без ответа, не потому, что считал необходимым защищать репутацию прадеда, а потому, что если однажды поставить веру в науку на место Бога, то дверь к вероотступничеству распахнется настежь. В своих ответах баалъ шему два основных персонажа сказки выражают противоположные взгляды на мир. Рационалист верит только тогда, когда видит собственными глазами, и поэтому он так глубоко зарывается в философские материи, что отрицает существование и царя, и дьявола. Простак выбирает путь радостной и простой веры, который приводит его к глубокой убежденности в силе баалъ шема. Истинный путь веры лежит через службу царю, а не через научные изыскания. Это вера, которая может изменить ход природы.
Насколько привлекателен и точен образ религиозной простоты, нарисованный рабби Нахманом, настолько удивительно верен образ его противника61. Ясно, что рабби Нахман побывал на престоле разума. Он учил, что только цадик может отважиться изучать семь мудростей, потому что простой смертный, несомненно, оступится и упадет62. Оберегая своих учеников от этих семи мудростей, он не видел разницы между произведениями еврейской средневековой философии и современными еретическими трактатами. Но когда же его мнение изменилось? Цадик тоже «терпел страшные мучения по дороге, потому что из-за его ума не с кем было ему беседовать». Одинокий в башне из слоновой кости своего совершенства, терзаемый знанием и мудростью, которыми он ни с кем не может поделиться, постоянно мучимый боязнью оскверниться, он непрерывно нуждается в спасении от рук простого и чистого. «Только без шутовства», — говорит простак, невинность которого спасает его от зла. Мудрец должен сначала признать, что дьявол существует, чтобы согласиться с ошибочностью своего пути. Поскольку он допустил, пусть даже на мгновение, существование Вселенной, лишенной царя — то есть Бога, — ему придется жить в страхе всю оставшуюся жизнь.
Происходящее в сказках Нахмана — невзирая на счастливый финал «Мудреца и простака» — это усиление противостояния между противоположными вариантами. Он противопоставляет жизнь решительного отречения жизни безграничной радости. Срединного пути нет. Теперь сказки становятся длиннее и превращаются в апокалиптическую сцену последней космической битвы. А сопутствует ей взрыв лирической, фантастической и экуменической энергии. Вместо сестер, замышляющих недоброе против братьев, мужей — против жен, министров — против царя; вместо отца, лишившегося сына, и мудреца, обманутого простаком, рабби Нахман выводит своих персонажей из страшной изоляции, разрешая им организовывать финальное избавление. В последних двух сказках, которые занимают две пятых всего тома, список действующих лиц намного сложнее. Только искусный рассказчик способен удержать их; только слушатели, приученные к запоминанию, могут восстановить хотя бы половину из них в правильной последовательности.