Кроме того, существовало несколько способов, которыми идишская майсе-бихл доносила информацию до читателя. Созданная по устоявшемуся образцу анонимного авторства и благочестивого названия, развлекательная книга на идише использовала место занимательной истории в
религиозном каноне. Если история бралась из нового источника, авторы развлекательных книг находили для нее прецедент: в Библии, в постби- блейском еврейском прошлом или же вводили голос автора, выступавшего от имени еврейской традиции. Общий смысл сводился к вопросам этического поведения или религиозной веры, будь это вера в грядущем мире или (менее однозначно) вера в рациональном мышлении человека. Мораль истории, в свою очередь, неразрывно связывала идишскую майсе-бихл с последовательной и непрерывной традицией мусара, или этической литературы — доминирующей формы еврейского самовыражения с X по XIX в.22.
Но кто станет писать для женщин, если можно писать исключительно для мужчин? Кто «поступится честью пера» и начнет писать на идише, если можно пользовать чистым библейским ивритом? Первое поколение восточноевропейских маскилим решились на это — не потому, что они были такими модернизаторами, как нам представляется, а потому, что нуждались в способе проникновения во вражеский лагерь, и потому, что они столкнулись с такими трудностями, которые им иначе было не преодолеть.
Первой из трудностей был загадочный царь Николай I (1825-1855). После пяти лет прошений и ходатайств со стороны маскилим, конкурирующих издателей и других недовольных по всей империи Николай издал «Указ о цензуре еврейских книг и еврейской периодической печати». Начиная с января 1837 г. еще десять лет единственными еврейскими периодическими изданиями, которые легально выходили на всей
русской части территории империи (за пределами Царства Польского), были виленские издания Ромма и Типографа. Когда маскилим поняли, насколько прохладно Ромм относился к перспективе издавать их просветительские сочинения, они обратились к графу Уварову, министру просвещения, который выдал вторую лицензию братьям Шапиро из Житомира. Но ни вилен- ское, ни житомирское издательство, вместе обладавшие абсолютной монополией на еврейское печатное слово начиная с 1847 и вплоть до июля 1862 г., не видели никакой необходимости в том, чтобы угождать маскилим. Братья Шапиро вообще были хасидами, а издательство Ромма не желало ссориться с ортодоксальной клиентурой23. Маскилим, окрыленные сначала большими надеждами, остались ни с чем. «Как в древние времена, — писал виленский маскил Дик в 1861 г., — израильтяне пошли к филистимлянам оттачивать сошники и ковать плужные лемехи, так и каждый писатель, заботящийся о благе своего народа, отправился в Кенигсберг печатать свое сочинение за большие деньги»24. Между тем запретительные статьи указа о цензуре активно развивались назначенными правительством еврейскими цензорами, которые удаляли все спорные фрагменты из классических сочинений популярной литературы, этических наставлений и моральной философии25.
При царе Николае борьба, которую вели ма- скильские доносчики, цензоры и официальные советники властей, привела к смешанным результатам. Им удалось проникнуть в священные тексты или открыто бросить вызов ^врей-
ским массам, полностью запретив некоторые книги, но в реальной ситуации на местах «просветители» были подвергавшимся нападкам меньшинством — «по одному из города, по два из племени» (Иер. З-Ч)- Для того чтобы создать устойчивую альтернативу традиционному обществу, им нужна была образовательная база. Просвещенные деспоты предоставили ее в виде казенных училищ (впервые введенных в Галиции и появившихся в России в 1844 г.) и раввинских семинарий (1847). У еврейских учителей и проповедников маскилим научились преодолевать пропасть между утопической историей и эффективной пропагандой26.