Ритен слепила вестника и отправила его.
Я не стал интересоваться кому, а Лэй недобро смотрел на алтарный камень.
— Морел, можно? — тихо спросил он.
Морел кивнул, и прямо над головой Лэя материализовалась крупненькая такая шаровая молния.
Лэй, не задумываясь, отпустил снаряд в полет. Алтарный камень от соприкосновения с молнией разлетелся буквально в крошку. Вот стоял приличного такого размера камень, а вот на его месте — горсточка пыли.
В комнате сразу стало легче дышать, а некоторые пленники задвигались.
Я только хотел, было, подойти к одному из них, как Арен и Стип одновременно выдохнули:
— Папа…
— Наконец-то…
Остальные обернулись, а я осмысливал происходящее: какой к демонам «папа», если они сами рассказывали, что деревенские убили обоих родителей?
Когда я решил все же посмотреть, кого ж дети опознали как папу, то с удивлением обнаружил Ценоту.
Узнать его было трудно: избитый; кожа — там, где нет крови (то есть на небольшом количестве очень маленьких участков) — землистая; глаза запали; под ними темные круги, и не понятно: синяки это или просто круги под глазами.
Он единственный не пытался сделать никаких движений (хотя я уверен, что он тоже слышал про папу), висел мешком на цепях и даже не понимал головы.
Смотреть на него в таком виде было страшно, и если раньше где-то в глубине моей кошачьей души еще и таилась обида — теперь она исчезла.
Я опрометью кинулся к нему, дети за мной, а Ценота все еще не шевелился.
Остальные пленники наблюдали за нами со своих мест, но не вмешивались и не просили снять их, хотя, думаю, очень этого хотели.
Те же Арен и Стип одновременно взлетели к стене и вместе с куском стены выбили оковы, которыми крепили Ценоту, а Ритен сразу подхватила его на полотно, которое отрабатывала столько дней.
Ценота был бережно уложен на пол, рядом с ним остался Балу, который с мученическим видом предоставил вновь обретенному «папе» (аж коробит) хвост в качестве подушки.
Арен и Стип снова и снова прыгали на стену, они с кусками камней выворачивали оковы, а Ритен и позже подключившийся Морел укладывали пленников на полотна. Затем к ним подходил Лэй и вкрадчиво говорил каждому: «Ты должен быть спокоен, осталось совсем немного…».
Напуганные от изменения положения тела, от прилагающихся к этому болевых ощущений, существа, уже собиравшиеся начать говорить или паниковать (или еще что-то, не менее продуктивное), тут же расслаблялись и замирали на полотнах, которые Ритен, уже не ходившая с ребятами, просто держала.
Я заметил, что держать сразу одиннадцать полотен одновременно ей тяжело, но вполне выполнимо. Это приятно — все-таки я принимал самое непосредственное участие в обучении.
Я продолжал с довольно глупым выражением на морде сидеть посреди этого балагана и наблюдать за слаженными действиями детей.
Не знаю, сколько прошло времени, но дети успели снять со стен всех, и теперь Морел и Ритен сидели спина к спине и старательно поддерживали полотна, сопя от напряжения.
Я незаметно подлил сил во все полотна, чтобы детям было полегче, но помощь свою предлагать не стал. В конце концов, они уже несколько раз демонстрировали, что они слаженная команда, и что родители многому их научили. И когда мы втроем принялись учить их обращению с Магией, это наложилось на хорошую базу, полученную ранее.
Балу продолжал сидеть рядом с Ценотой. К нему присоединился Лэй и вливал в юношу по капле силу.
Арен, Стип и Рисп ходили между снятыми со стен людьми и осматривали их. Когда они закончили, то стали просить Ритен и Морела устроить их несколько иначе: тяжелораненым — расширить полотна, чтобы как бы укрыться ими и положить их ближе ко входу; остальных разложить дальше по степени тяжести состояния.
К моменту, когда дети закончили, к нам в подвал спустились целители и лекари. Много. Две Ведьминские тройки, несколько групп из нашего университета и много кошек и некрупных псов.
Работа пошла веселее, а Балу по-прежнему сидел около Ценоты и грустно смотрел на происходящее. Целителей не подпускал, но никому не сказал ни слова.
— Ты чего? Они ему помогут, — подошел я.
— Ему поможет мама. У них умения не хватит. И силы, — безапелляционно заявили он мне.
— У вашей мамы не так много умения в целительском искусстве — не задавалась целью, — начал издалека я. — Вот Ламина могла бы помочь. Она очень хороший целитель.
— Нет. Мама.
Интересно все же, на что дети ориентировались, когда назвали Гелу мамой, а Ценоту — папой?
Я решил разбираться потом, а сейчас все же найти Гелу.
Перепоручив заботы о детях одной из ведьм, я двинул наверх. На улице все переходы уже закрылись, ни одного воина тут не было.
Было тихо и пустынно…
Я принюхался в поисках Гелы. Ничего. Перестроил зрение. Вот же она: в какой-то башне.
До места я добрался быстро.
В самой башне меня ждала узкая винтовая лестница с множеством запертых дверей. Почти под крышей обнаружилась открытая дверь, и я аккуратно сунул туда свой нос, предварительно прикрывшись отводом глаз.
За дверью обнаружилась моя Гела, целая и невредимая. Она вела беседу с мужчиной. Чуть ниже ее, лысый, крупноватая, крепко сбитая фигура, затянутая в черную мантию. Длинные пальцы, невыразительное лицо.
Помещение оказалось довольно большим и просторным, обставленное в холодных тонах и аскетизме.
— И ты надеялся, что я просто дамся тебе в руки? Какая тебе выгода с этого? Вечное рабство? — вкрадчиво говорила Гела.
— Какое же рабство. Взамен я получу полный контроль над Магией нашего мира, — теперь я знал, как выглядит обладатель голоса с записей. — Это же прекрасно, правда? Мои воины уже во всех столицах мира, даже тех, о существовании которых я и не догадывался. А я пока могу приступить к получению своей выгоды. Сейчас приведут твоего некроманта, вы умрете в один день, а я обрету Магию… — он сделал короткую паузу. — Все счастливы.
Я старался не дышать, чтобы не выдать себя. Надеялся только, что Гела почувствовала меня и знает, что помощь прибыла.
— С этим у тебя проблемка, — тонко улыбнулась Гела.
Ответом ей было озадаченное сопение.
Я почувствовал, что вокруг меня скапливается чудовищное количество Магии, и не абы какой, а чистейшей Магии жизни. Я снова, как и в тот день, когда Вита лично пришла спасать Гелу, ощутил запах жизни во всех ее проявлениях, в меня влилось столько энергии, сколько я мог уместить и еще немножко.
Гелу подняло этой энергией в воздух, примерно, на локоть над полом, волосы растеклись, будто она в воде, руки тоже поняло в воздух.
— Я — Есть — Магия… — потусторонним голосом раздельно сообщила Гела.
Она резко свела руки перед собой, и последнее, что я смог увидеть из этого своего положения, это было…
Все тело Гелаты начало сиять ослепляющим белым светом, а потом меня резко подняло в воздух.
* * *
Поднимался вверх я довольно долго, я видел, как из той башни, где была Гела и этот хмырь, поднялся столп такого же белого света, как он набрал силу и начал ровным кругом рассеиваться по округе.
Когда я поднялся настолько высоко, что вокруг поплыли облака — меня резко потянуло вниз, но не в направлении башни, а куда-то направо.
Уже в полете (читай, падении) я осознал: это не мою кошачью тушку так подбросило, это мое сознание отделилось от тела, и видел я этот поток только поэтому.
Меня «всосало» в мое тельце, я заметил суетящихся вокруг моей персоны девочек и понял, что меня перенесли обратно в Радитор.
Вокруг было темно. Хоть глаз выколи. Я, судя по ощущениям, сидел. На ковре. Темнота казалась живой и чувствующей — стоило мне шевельнуть хвостом, как прямо перед глазами замелькали образы: раз — Гела вытянула руки ладонями друг к другу; два — опускает запрокинутую до этого голову и открывает глаза, из которых бьет все тот же белый свет; три — «главный злодей» в ужасе смотрит на нее; четыре — вспышка. Сознание отключилось.
В следующий раз, сознание включилось в этой же темноте, которая на этот раз показала кадры из всех столиц мира: те самые приземистые воины осыпались пеплом, и откуда-то я точно знал, что осыпались они именно тогда, когда Гелата сделала…