Выбрать главу

— Ора, не дай Ламине залить твой дом слезами, — безо всякой подготовки дрожащим голосом начала Ора. — Я знаю, вам всем будет странно из-за моего отсутствия, но не предавайся унынию. Ты прошла через многое, справилась со всем, и теперь справишься. Похоже, теперь тебе придется быть мной. Настал твой черед продолжать описание магических зверей, я собрала их по континенту. Уверена, ты сможешь выбраться и в другие части света, и твой том станет первым, который будет содержать описание не только наших животных. Береги себя и иди за своей мечтой, я сделала для этого все, что могла. Не оплакивай мою смерть, отпразднуй, как следует, мою жизнь…

Ора сложила письмо, вложила его в конверт, положила конверт на колени и уставилась в пространство перед собой.

Мне стало совсем тошно, потому что — я уверен — в моем письме тоже какие-то похожие ободряющие слова.

Я молча спрыгнул с кресла, где сидели мы с Кейной, и пошел в сторону убежища. Никто ничего не сказал, никто не попытался меня остановить. Лишь слуга двинулся следом, подхватив две миски — с едой и «алкогольным молоком». Я не стал ничего говорить.

Сундук нашелся там же, в столовой. Только подойдя к нему, я понял, что не знаю, как его активировать.

— Приложите нос к этой выемке, — видя мою заминку, бесстрастно подсказал слуга.

А я ведь даже имени его не знаю, хотя мы столько лет живем под одной крышей.

— Ромуль, стой. Там дети нашли принцессу, — неслышно подошла Тера.

— Пусть сами разбираются, — глухо ответил я. — Помоги им.

Тера молча ушла.

Я, игнорируя покусывания совести, сделал, что сказано.

Как только мой нос коснулся прохладной выемки — часть стенки с тихим щелчком отъехала в сторону, открывая проход. Слуга с тем же невозмутимым лицом просунул туда обе миски и удалился, а я решился войти внутрь.

Внутри оказалась небольшая уютная комнатка, как я люблю.

Здесь была большая мягкая подстилка, низкий столик — где сейчас и стояли миски — и маленький ларец, в котором Гела хранила свои письменные принадлежности.

На подстилке лежали два конверта. На одном из них было написано: «Инструкция», второй подписан не был. Я решил начать именно с инструкции, даже не знаю почему.

Повинуясь моему приказу, подкрепленному магическим импульсом, конверт раскрылся, и оттуда выплыл лист, на котором аккуратным убористым почерком Гелы было написано:

«Это моя самая лучшая разработка. Это убежище поможет тебе в любой ситуации. Я создала его так, чтобы при входе сюда считывалось твое настроение, и обстановка была наиболее подходящей. То есть, если во время битвы тебе понадобиться оружие — убежище создаст его. Правда, созданное держится не больше пары часов, но и это может спасти жизнь. Все остальное тут не созданное, а разложенное по пространственным карманам. Хочешь есть — будет кухня, хочешь пить — водопад (с ним пришлось повозиться), хочешь в туалет, а на улицу не выйти — будет ящик с песком. Убежище можно уменьшить, можно вызвать нужную обстановку сознательно. Тут есть карман с книгами. Ты должен мысленно представить, как входишь в дверной проем и попадаешь в комнату, наполненную книгами, и убежище приведет тебя туда. Так с ним можно общаться — образами. В «библиотеке» есть книга с подробным описанием возможностей, недоработок и ошибок (может, ты придумаешь, как их исправить), и книга со всеми этапами разработки — на всякий случай. Оно настроено на тебя, и любой, кто попытается проникнуть сюда без твоего согласия, сообразно своим целям — будет задержан или убит. Пользуйся и развивай…».

На этом инструкция заканчивалась. Я понял примерно половину и решил, что разберусь потом.

Вылакав примерно половину приправленного молока, я все же решился вскрыть второй конверт. К тому моменту меня уже малость развезло, и стало чуть менее мерзко.

«Ромуль, ты знаешь, я очень тебя люблю. Ты стал самым близким существом для меня. Если тебе передали этот конверт, значит, я где-то напортачила, и теперь меня с вами нет. Ты, наверняка, уже в курсе — я просила не оплакивать мою смерть. Правда, не надо. Я ведь постаралась немного скрасить твою тоску. Пожалуйста, не запирайся в одиночестве в лесной глуши, хоть я и оставила тебе охотничий домик. Позаботься о детях, научи Ритен владеть Силами. Если она попала под волну, которую я собираюсь создать (а я не сомневаюсь, что все дети под нее попали), то ей очень нужна будет помощь — ее резерв сильно вырастет. Если я почувствую ее там, в Эмиральс, я отдам часть своей работы ей, Магия подскажет что делать, и именно этот опыт «растянет» ее резерв. Но не это важно. Важно то, что теперь, когда меня нет, многое поменяется. Но я верю, что ты справишься. Оставь свои сомнения, Ромуль, и помни, такие как мы с тобой способны на все. На все, что угодно…».

Далее следовала размашистая подпись Гелаты, которая совершенно не соответствовала ее мелкому и убористому почерку.

Письмо нисколько не облегчило моих размышлений, но я довольно скоро понял, что вымотался и наконец-то отдался сну.

Глава 17 Прощание

Утром я проснулся сам, никто меня не будил.

Когда я вылез из убежища, обнаружил только входящий в свои права рассвет.

На кухне сидели бледные Ламина и Ориана.

— Доброе утро, девочки, — мрачно поздоровался я.

— Очень, — в тон мне ответила Лэм.

— Церемония через час. Мы отправили слуг разбудить остальных.

На кузню вышла Тера. Она не была похожа на себя: раньше от нее веяло силой, с ней не хотелось ссориться, теперь же она выглядела побитой и немного жалкой. Это заставляло меня мысленно заламывать руки, но я молчал. Уверен, Тера и сама знает не хуже меня, как выглядит. Женщина же.

Потихоньку на кухню подтягивались все остальные.

Все уже были одеты. Никто не выглядел выспавшимся. Скорее наоборот — все выглядели ни минуты не спавшими. Собирались мы в тишине, шли тоже, перебрасываясь лишь незначительными фразами.

В городе, обычно не затихающем никогда, было тихо и пустынно. Когда подошли к площади — мы все онемели.

На площади собрался, казалось, весь город. Я, конечно, знал, что Гелата помогала очень многим, догадывался, что каждый житель Радитора хоть раз, да слышал ее имя за время ее учебы, но я никогда не представлял, сколько же это на самом деле людей и нелюдей.

На площади собрались люди и эльфы, разумные лошади и кентавры несли на себе малых детей всех видов, включая четвероногих. Но обычного для такого столпотворения гвалта не было. Лично я всегда считал Гелу великим человеком, но сегодня утром все пришедшие на «прощание» горожане показали мне все масштабы ее величия. А ведь она была совсем молода, если не сказать — юна. Великая дщерь великого рода.

Как только наше шествие замечали, толпа расступалась, пропуская нас и оставляя достаточно широкий проход. Этот самый проход привел нас не к ратуше, как я думал, а к подножию храма Етары.

Если честно, я мало что чувствовал. Я был опустошен.

Внутри нас проводили к первым рядам.

Там уже обнаружился Ценота с семьей, и мы присели рядом.

Ценота был очень бледен, но по его губам ходила загадочная улыбка. Внутри меня колыхнулось недовольство на его неуместную улыбку, но недостаточно сильное, чтобы высказать ему все, что думаю здесь и сейчас.

В толпе я заметил рыжую голову Агаты. Хотя, по-честному, ее сложно было не заметить: ее рост возвышал Ведьму над всеми не хуже нового статуса.

Через несколько минут все расселись, двери храма оставили открытыми, но тишина была гробовая.

На постамент, откуда обычно ведет душеспасительные речи служитель храма, взошел Ректор Коментиль. Он был необычно бледен и потерян.

— Сегодня мы собрались, чтобы отдать дань уважения юной Гелате Карцера, — начал он. — Ее жизнь была воистину яркой, и она оставила после себя великое наследие. Я не могу вспомнить никого, кто обладал бы такой целеустремленностью, преданностью делу и гибкостью мысли, как эта прекрасная девушка. Уверен, каждый сможет прямо сейчас вспомнить о ней что-то хорошее, и мало кто припомнит что-то плохое. Гелата — это тот редкий случай, когда обостренное чувство справедливости вело ее по исключительно верному пути. Я горжусь тем, что видел ее становление: от совсем молодой и не по годам развитой Магички, до взрослого и компетентного Мага, — Ректор немного помолчал. — Некоторое время назад она пожертвовала собой, для того чтобы спасти, возможно, весь наш мир от участи, которую не опишет ни один, даже самый изощренный на выдумку, автор. И я прошу всех присутствующих почтить ее поступок — в частности, и всю ее жизнь — в целом, минутой молчания.