Выражение лица Малдера изменилось. Его губы двигались, но он словно бы не мог сформулировать слова. Он уставился на нее так, словно она только что заявила, что трава фиолетовая.
Скалли сделала глубокий вдох и изо всех сил попыталась придумать довод, делающий ее готовность хотя бы отдаленно рациональной. Что-нибудь научное, что-нибудь о потенциальном заражении опасными токсинами, правительственных экспериментах в отдаленных районах, о промывающей мозги деятельности культа, редких детских болезнях, затрагивающих окраску глаз – что-нибудь, придающее смысл этой внезапной уступчивости и обеспечивающее ее интересу хотя бы отдаленно профессиональную подоплеку. В лучшем случае, существовала же угроза здоровью людей, требующая расследования, но даже это не имело никакого касательства к ФБР, а тем более к «Секретным материалам», и в конце концов Скалли отбросила все отговорки, понурилась и произнесла бесцветным голосом:
– Мне холодно.
Потрясенный вздох Малдера повеселил бы ее, не будь это все таким печальным.
– Только не проси меня объяснить это Скиннеру, – добавила она несколько более резким тоном, ткнув в его сторону папкой с документами.
Малдер поднял руки вверх и изобразил на лице нарочитое простодушие.
– И думать не смел.
С этими словами он наконец закрыл чертов ноутбук и, взяв его со стола, прижал к бедру.
Темнее всего перед рассветом. Потому что она знала, знала, что каким бы сложным, шатким и запутанным все это ни было, даже если ничего не образуется, она сможет вслепую протянуть руку, и он схватится за нее, удержит ее голову над водой и не позволит утонуть под проливным дождем. Ей почти нечего было прятать, когда все это рухнуло.
И все же она ощущала на вкус тепло и свободу, что наводняли ее безмолвные сны. На какое-то время ее устроит и просто удобство. Ей нужно было, чтобы все замерло, устоялось и восстановилось. И эта Скалли, этот правительственный агент в модных костюмах, с аккуратно нанесенной помадой, сложными научными теориями и умением разбираться с бумажной работой – это все, что она знала. Внутренний голос, каталогизирующий изменения в ее теле вроде артрита, старческой дальнозоркости и новых всплесков уровней эстрогена, знал, что впереди ее ждал обрыв – точка, где нужно выстроить мост или проложить совершенно новый отдельный маршрут. Но сегодня… ее звало Нью-Мексико.
***
– Да брось, Скалли. Сделаем что-нибудь для удовольствия. Просто повеселимся. Помнишь, что это значит?
Они в бегах уже много недель. Чувство близости и теплоты прекрасно в определенном горько-сладком смысле, но любая улыбка кажется немного омраченной. Рана от потери сына еще слишком свежа для них обоих. Они лишились своей работы, но снова вместе – в дороге и в своей стихии. Никаких больше наполненных тоской писем и отчаянного желания увидеться или прикоснуться друг к другу хотя бы мельком. Она может засыпать в его объятиях, может спать так, как, ей казалось, у нее не получалось уже целую вечность.
Они едут уже несколько часов и, миновав пустыню, достигают равнин Среднего Запада. Остановившись дозаправиться, они обнаруживают, что находятся на окраине расположившегося поблизости бродячего летнего карнавала. Скалли не хочется больше находиться на окраине чего бы то ни было. Малдер, должно быть, замечает ее тоскующий взгляд, потому что берет ее за руку и ведет к стоящему у ворот жилистому мужчине в пыльной полосатой спецовке и со скрученными в рулон билетами за поясом.
– Малдер… – протягивает она, пытаясь возразить, но правда в том, что у нее нет веских возражений. Им некуда торопиться, погода комфортно теплая, но не жаркая, она нанесла солнцезащитный крем, их бензобак уже наполнен, и…
– Сколько вон за тот аттракцион?
– «Зеленую машину»? – спрашивает мужчина рокочущим голосом, словно он слишком долго проработал рядом с громыхающим механизмом.
Малдер кивает.
– Да, два билета, пожалуйста.
– На «Зеленую машину» три билета за раз. Мы продаем по 10, 20, 50 или 100 билетов. – Он указывает на перечисленные на доске цены.
Малдер достает бумажник и передает билетеру двадцатку, проделывая этот маневр одной рукой, чтобы не пришлось отрываться от Скалли. Словно они подростки на школьном базаре.
– Двадцать билетов, - говорит он, и Скалли издает тихий смешок, однако наслаждается легким ветерком и ощущением прикосновения пальцев Малдера, переплетающихся с ее собственными - возможность просто забыть обо всем на полчаса представляется ей головокружительно притягательной.
В это время дня к аттракционам не выстраиваются очереди, и они находятся слишком далеко от цивилизации, так что работник карнавала позволяет им прокатиться на «Зеленой машине» два раза подряд. Это аттракцион с сиденьями на двоих, которые поначалу вращаются в плоскости, а потом поднимаются, описывая в воздухе большие петли на своих трех рукоятках, опуская их вниз с небольшими приливами ветра и восторга при каждом повороте. Центробежная сила прижимает Скалли к крепкому телу Малдера, и падения вниз ощущаются просто божественно на ее шее и открытых плечах, раздувая ее волосы во все стороны. Приземление и остановка тряские и неуклюжие, вызывающие у них смех и заставляющие ее попрощаться с остатками укладки. Малдер проводит теплой ладонью по ее взъерошенным и выгоревшим на солнце локонам и смотрит на нее так, словно красивее ее в этом месте – да и в любом другом - ничего нет.
Наплыв ощущений выталкивает все мысли о прошлом и будущем из их голов, и они просто наслаждаются этим волнующим моментом здесь и сейчас, ожидая, когда поднимется защитная перекладина, а потом целуются, словно парочка подростков, слишком поздно замечая, что им пора выходить. Малдер помогает ей спуститься, и у нее не получается идти прямо без его поддержки после всего этого вращения, отчего они смеются еще сильнее, покидая аттракцион и возвращаясь на основную ярмарочную площадку.
Малдер выигрывает ей розовую панду в «ударь крота». Скалли стреляет пинг-понговым мячиком в стеклянный шар и выигрывает золотую рыбку. Она отдает свой приз маленькой светловолосой девочке с мечтательными глазами, потому что в жизни на колесах нет места для золотых рыбок.
– Ты так чертовски красива, когда улыбаешься, - говорит Малдер, когда они возвращаются к машине; он обнимает ее рукой за талию, а она прижимает к груди панду. Она прекращает внимательное изучение бесконечно зеленой равнины и голубого горизонта и встречается с его почти ослепляюще пристальным взглядом. Затем она смотрит на его губы – такие мягкие и соблазнительные, готовые в любой момент произносить искрометные и безумные теории наряду с непостижимыми заявлениями о том, что она почему-то стоит того, чтобы всем ради нее пожертвовать.
Она неторопливо поднимает глаза, чтобы вновь заглянуть в его собственные, и чуть запрокидывает голову с несколько вызывающим и игривым видом.
– Долго же ты решался это сказать, – замечает она, с нежностью улыбаясь ему.
– Это потому что ты меня до чертиков пугала, Скалли, – со смехом отзывается он, но она знает, что это не шутка. Она хочет, чтобы этот момент остался с ними навсегда – чтобы они просто продолжили идти рука в руке и никогда друг друга не отпускали.
***
– Скалли?
Она резко проснулась. Самолет. Должно быть, она заснула во время полета. На плече у Малдера.
– Эй-эй… извини, - говорит он, придерживая ее длинными пальцами за предплечье. – Я не хотел тебя испугать.
– Ничего. Прости, я, похоже, заснула крепче, чем ожидала.
Его ответная улыбка была нежной и снисходительной, и она инстинктивно выпрямилась и отстранилась, потому что воспоминания из сна были все еще свежи в ее памяти. Вызванные им смешанные ощущения и запах его лосьона после бритья сбивали ее с толку и нервировали, а Скалли совсем не хотелось сделать какую-нибудь глупость в полусонном состоянии. Сам-то Малдер не возвращался мысленно в прошлое, оставаясь в 2018-м.
– Все нормально, - отмел он ее извинения. – Наверное, тебе это было нужно. Пилот только что объявил о посадке. Я хотел дать тебе возможность толком проснуться.