Больше в пути мы не разговаривали. Сеня на миг приоткрылся, и я что-то уловила в его мыслях. Всего лишь мгновенное воспоминание: глаза, смех, но мне этого хватило. Я поняла, что не уйду, пока не докопаюсь до истины.
Элла Ивановна сначала меня не узнала, но когда я поздоровалась, чуть не задохнулась от ярости. Жаба и Кошак смотрели на меня недобро. Я ожидала от них пошлостей и сальных шуточек, а они глядели так, будто я была убийцей, нанятой для уничтожения их обожаемого босса. Садовник подумал, что я недавно приехавшая родственница Киприянова. Вера удивилась, в ее глазах читалась зависть. Я подарила ей дорогие очки от солнца, и она подобрела. Вот и хорошо – одним недоброжелателем меньше. Киприянов весь вечер не выходил из комнаты. Он позвал меня утром следующего дня. Ему было плевать, как я там выгляжу – в тот момент он еле передвигался. Элла Ивановна сделала ему укол обезболивающего и ушла, даже не посмотрев в мою сторону. Она была очень сильно встревожена.
Киприянов встал с постели, не дождавшись, когда подействует лекарство. Лицо его было в бисеринках пота. Мы шли по коридорам целую вечность: Скат сам вел шефа, подставив ему плечо. Мы остановились у двери, прежде всегда запертой. Пока Сеня подбирал ключ из связки, Киприянов схватил меня за руку и привлек к себе. Прошептал:
— Молись, чтобы я не сдох раньше времени.
Это была большая комната, соединявшаяся анфиладой с несколькими другими залами и широкой террасой. Когда-то, возможно, здесь проходили балы. Посреди комнаты, прямо на потертом, ссохшемся паркете, стоял мостик, снятый, как я догадалась, с садового пруда. Он казался маленьким, совсем игрушечным. Мне на мгновенье пригрезилось, что открылись широкие двустворчатые двери, и стайка детей, одетых средневековыми рыцарями и дамами, веселится в пыльных дорожках струящегося из окон света. Это был Дом с его картинами прошлого. Он предчувствовал волшебство. Он радовался, как ребенок, потому что еще ничего не знал о человеческом вероломстве.
Я очнулась от прикосновения металла к руке. Крысак пристегнул мою правую руку к своей левой наручниками. Он ухмылялся, морщась при этом от боли. Я потрясла рукой.
— Демонические существа не любят холодного железа, — с хриплым смешком произнес Киприянов.
— Это сталь, мудак, — сказала я.
— А это? — он быстрым движение достал пистолет из кобуры на поясе, направил мне в лоб, касаясь дулом кожи. — Достаточно холодный? Думаешь, причипурилась немного, и я все? Размяк? Вякнешь еще раз в таком духе, и я тебя слегка покалечу. Жить будешь, ходить по мосту будешь, ноги раздвигать будешь, вякать – не будешь.
Сеня прошелся по залу, подергал двери слева и справа. Мне не удавалось разглядеть его лицо. Но Киприянов, должно быть, его проинструктировал. Я не удивилась тому, что Крысак позвал на первое испытание именно Сеню-Ската. Кто еще в этом доме, кроме самого Киприянова, мог похвастаться интеллектом и выдержкой? Зато стойкости к чарам местному персоналу было не занимать, это я признаю.
Сеня занял место слева от моста. Я так и не смогла поймать его взгляд. Крысак кивнул ему.
— Как там течет время? — спросил Киприянов.
Еще один правильный, хороший вопрос. Рука Киприянова касалась моей. Я чувствовала, как сильно его трясет от волнения. Он верил. Другой человек назвал бы болтовню Странника о Зеленых Холмах и Третьем Пути бредом сумасшедшего. А Крысак верил. «Если я заболею, я к врачам обращаться не стану. Обращусь я…». К сказке. К россказням полубезумного бомжа-скитальца.
— Так же, как здесь.
— Помни, ты поклялась. Сеня, ты знаешь, что делать, если мы не вернемся через двадцать минут.
Скат кивнул с каменным выражением лица.
— Ну, — сказал Крысак.
Я шагнула на мост.
ГЛАВА 5
Когда мне было тринадцать, старшие парни из нашей школы-интерната решили, что я достаточно созрела, чтобы доставить им немного удовольствия. Началась охота, и «охотники» получали от нее не меньше кайфа, чем от предвкушения ее итога. Это сейчас я понимаю, что могла довериться, пожаловаться кому-нибудь из взрослых, попросить о помощи, хотя… не знаю… Стаса Миролюбова и его компанию боялись даже воспитатели. Это была та еще ОПГ со своей иерархией, отвоеванной на районе территорией и подобием «общака». Поэтому я чувствовала себя затравленным зверьком, пытающимся лишь отсрочить неизбежное. Две недели я передвигалась по интернату короткими перебежками, пряталась в толпе девочек. Я была очень осторожна, но никогда даже представить себе не могла, что прямо в лапы Миролюбовской банды меня передадут как раз наши девчонки. Сначала я думала, что они таким образом откупались, чтобы Стас и его крысята их не трогали, потом узнала, что «биксы» боролись за право «гулять» со Стасом на правах официальной подружки, а я была разменной монеткой в их конкурсе на занимаемую должность.