— Спит.
Планировка квартир у нас была одинаковая, я нашла бедно обставленную, но чистую кухню с детским стульчиком у окна. Лера налила мне чаю. Чай был скверным, дешевым, я с трудом сделала несколько глотков, но печенье было вкусным, хоть и отдавало маргарином. В комнате захныкал ребенок, соседка убежала, комкая фартук, я слышала, как она тихонько что-то напевает. Звякнул телефон, Лера досадливо зашипела, быстро отключила звук, ушла в спальню и несколько минут говорила с кем-то. Когда она вернулась, я подумала, что она уже жалеет о том, что пригласила меня на чай. Но она встала у кухонной плиты, опустив глаза и, нервно сжимая и разжимая пальцы, сказала:
— Мне предлагают двенадцать тысяч за съемку. Если я выеду сейчас, то успею. Очень нужны деньги… Вы говорили, что можете…
— Я могу, — поспешно сказала я. — Совершенно не занята, посижу, сколько нужно.
— Сколько мы вам будем должны?
— Вы о чем? — я искренне возмутилась.
— Давайте, я заплачу. Нет? Тогда обращайтесь в любое время с любой просьбой, — она позволила себе робко улыбнуться. — Буду перед вами в долгу.
— Договорились, — сказала я.
Лера несколько раз звонила с фотосессии. Я отвечала, что ребенок спит, не плачет, а я смотрю фильм по ноутбуку. Максим и правда спал. Перед этим мы наигрались с ним в прятки и наелись йогурта. В семь вечера мне полагалось дать ему какое-то лекарство с тяжелым запахом, но я спустила его в унитаз. Лера еще несколько раз оставляла меня с Максимом. Мы с ней подружились: я рассказала ей о своей нелегкой стародевичьей судьбе, она, не вдаваясь в подробности, поделилась своей историей и сообщила о страшном диагнозе Максика. Я пять раз брала Максима на Холмы. Он даже научился там ходить, от моста прямо мне в руки, босиком по траве. В доме Леры воскресла надежда, а сама она становилась все задумчивее, я часто ловила на себе ее взгляды. В один прекрасный день я открыла Лере дверь, а та, пройдя в комнату, молча опустилась передо мной на колени. Я смотрела на нее, слушала ее мысли. Она знала, что я не совсем человек, хотя в ней не было ни капли нашей крови. Но она поняла. Если бы я в тот момент потребовала ее жизнь или душу, она бы их отдала. Я рассказала ей все, и с тех пор мы стали искать Аглаю вместе.
ГЛАВА 12
Я села в поезд. В плацкарт, не купе. Слушала людей, смеялась, подружилась с двумя симпатичными молодыми людьми, шести и восьми лет, пофлиртовала с бородатым путешественником – дауншифтером из Москвы, наелась вареной картошки с копченой рыбой и освоила новую карточную игру.
Тетя Лида к моему приезду напекла пирожков. Мы сидели на веранде, слушали цикад и разговаривали. Тетя Лида тяпнула рюмочку наливки собственного приготовления и размякла.
— Хорошо как, — сказала я. — Рекой пахнет, светлячки... Помнишь, как мы с Игорем светлячков ловили?
Тетя Лида грустно кивнула, глядя в окно. Прокашлялась, тихо произнесла:
— Хорошие здесь места, дом хороший, люди дружные.
— Игорь пишет?
— Нет. Поеду к нему. Поехать, как ты думаешь?
— Не знаю, — честно призналась я.
Зная Игоря, полагаю, визиту матери он не обрадуется. Тетя Лида ему теперь не нужна. Это раньше он терпел ее, потому что в ней нуждался. А нынче на моем банковском счету настроен автоматический перевод – каждый месяц на карту моего двоюродного братца с него уходит приличная сумма. В ответ я требую, чтобы он дважды в месяц посещал собрания клуба глухонемых «Тишина». Я периодически проверяю, не обманывает ли он. Иногда он жульничает, притворяется больным, но открыто конфликтовать не решается, зная мой характер. Игорю всегда мало этих денег. Он тратит все на компьютерные прибамбасы, заказывает на дом еду и девушек, иногда неделями не вылезая из квартиры, которую, кстати, ему купила я. Мы с братом не слишком жаждем друг друга видеть и общаемся только посредством электронных писем и телефонных сообщений.
Раньше я часто расспрашивала тетю Лиду о моих родителях, полагая, что она что-то скрывает. Но шли годы, и со временем я поняла, что тетка мало что знает. Когда мне было девять, наша машина упала в пропасть с горного серпантина на побережье. Я каким-то образом выжила, меня нашли на уступе скалы ниже того места, где автомобиль слетел с трассы – скорее всего меня выбросило в открывшуюся дверь, когда машина ударилась о кручу. После гибели родителей я в буквальном смысле осталась без ничего, ведь жили мы как цыгане, вечно переезжали и нигде не задерживались больше трех месяцев. Наше имущество помещалось в багажнике машины. Я находилась на семейном обучении и раз в полгода сдавала экзамены в школе в Вологде. Все наши родственники думали, что отец инженер и ездит по стройкам, но после его смерти выяснилось, что ни мать, ни отец нигде не работали.