Так и бывает, когда человек перестарается. Солдат сразу же спровадили в штаб, посадили на гауптвахту. Не знаю, что потом с ними сталось. Меня послали с ранеными в Бельцы. Два дня я был в дороге.
Когда вернулся домой, шли уже совсем иные разговоры. Люди ждали весны, сева. А фронт застрял на месте. Все прифронтовые села должны были эвакуироваться.
Немцы беспрерывно вели разведку с воздуха. Каждый день посылали двухвостого коршуна: так у нас называли "раму". Повисит над селом, потом жди бомбардировщиков, лежи, уткнувшись носом в землю.
В начале апреля сельчан созвали в клуб и велели готовиться в дорогу. Без паники, без излишней торопливости. Пусть каждый вывезет все свои вещи: одежду, запасы еды, скот. Если не удастся вывезти все за один раз, можно в две ходки.
- А у кого нет подводы? - спросил кто-то из мужиков.
- У кого нет подводы, тому поможет армейский транспорт.
Пояснения давал секретарь райкома партии. Он же зачитал список, какое село куда эвакуировать.
- Гирова - в Вадулеку, Гиришены - в Брынзены!
Дошла очередь и до нашего села.
- Кукоара - в Ордашей! В нашем селе останется только председатель сельсовета, Костаке Фрунзэ.
- А как нам быть? У нас повестки.
- Не беспокойтесь... Эвакуируйте сначала свои семьи. В армию тогда пойдете со спокойной душой.
После собрания отец обнял меня. Так мы и пошли молча домой.
- И мне повестка?
- Да.
- Что же не сказал?
- Такую весть... Какой отец поспешит...
- На когда?
- Холостым... прибыть через три дня.
- Мать уже знает?
- Нет... Ты ей не говори.
- Я вас послушался... и глупо сделал!
- Почему?
- Надо было поехать с тем майором!
- С майором?
- А что? С ним что-то случилось?
- Майор убит...
Отец умолк, покусывал ожившую вишневую веточку.
- Остался один... Хотел усыновить Никэ. Не отдал я ему мальчика. Тогда хотел взять тебя с собой на фронт. Чтобы хоть тебя оберегать от смерти. Свою семью уберечь не удалось...
Страшнее войны, наверно, нет ничего на свете. И в первую очередь гибнут лучшие.
Услышав об эвакуации, дед так и взвился.
- Это вместо того, чтобы выдать каждому по винтовке - держи, стреляй в басурмана... Никуда не уйду из Кукоары! Так и передай... Петраке ушел и больше не вернулся. Знаю я, как это бывает.
Да, значит, достается война и на мою долю. Каждый день прибывали группы мобилизованных с Украины. Среди них много молдаван.
Осточертела война мужикам! Скорей бы закончилась! Некоторые батальоны почти до передовой ехали в штатском. Военное обмундирование, амуниция двигались следом.
Хорошо одетые и вооруженные солдаты сменяли тех, кто промок, озяб в окопах. На переформировании можно было выкупаться в баньке, переодеться в чистое, отдохнуть денек-два.
Я подружился с парнем из Сибири, моим погодком. Он уже успел побывать на передовой. И в вине понимал толк. За него почти все с себя отдал. Дурашливо смеясь, показывал, что под гимнастеркой у него ни рубашки, ни майки. Собственно, и показывать не надо было: в метель, в дождь он всегда ходил с расстегнутым воротом, сдвинув шапку набекрень. Глядя на него, дедушка усмехался.
- Шапка съехала на ухо и вином налито брюхо... У этого парня закалка... Холод ему нипочем!
Митря частенько заходил ко мне. Уговаривал выпить. Кто знает, что нас ждет. Митря пел:
Эх, мама, еду я впервой
Не на пахоту - на бой.
С поля к дому - близкий путь,
Путь с войны - длиннее чуть.
И опрокидывал еще кружку вина. Потом мы снова возвращались к своим секретам, к своим планам. И вдруг Митря предложил:
- Слушай, Фрунзэ, давай умотаем в Сороки. Там создаются новые партизанские отряды. Все равно война... Чему бывать, того не миновать!
За три недели Митря успел вступить в комсомол. Теперь он готовился уйти в партизаны, которые действовали в еще не освобожденных районах. Целыми днями Митря с другими ребятами околачивался в Теленештах. Когда райцентр эвакуировался в Кицканы, и он туда перекочевал.
Старинное присловье: и год того не принесет, что час порой приносит, - подтверждалось на каждом шагу. Только мы эвакуировались - меня вызывают в Ордашейский сельсовет.
- Вот тебе подвода... Поезжай в Кицканы!
- А зачем?
- По телефону вызвали...
В Кицканы! Неужто в армию? Отец остался в селе, на передовой. Никэ совсем отбился от дома, даже поесть не забегал. Вместе с мальчишками целыми днями прыгал по валунам у Реута. С ордашейского берега они перебирались на противоположный, ходили на Пиструенский луг смотреть самолеты.
Наши недавно сбили немецкую "щуку", и дети стали играть в летчиков. Никэ был первым пилотом у нас в роду. День-деньской не вылезал из кабины сбитого самолета.
В иные дни девушки брали Никэ с собой в наряд мыть военные самолеты на лугу. Не знаю, как мама одна управлялась с хозяйством. Но что я мог поделать?
С этими мыслями я сел в сельсоветскую бричку и направился в Кицканы.
Прибыв туда, я словно попал в другую страну. Танцы, военный оркестр, концерт.
- Норок!*
_______________
* Счастья (молдавское приветствие).
- Доброго пути, товарищи!
- Счастливого возвращения!
- Возвращайтесь невредимыми...
Все Кицканы вышли провожать партизан. Я искал глазами Митрю. Будто сквозь землю провалился мой дружок.
- Он в Игнацей, на суде! - сказал мне богзештский комсомольский секретарь, тоже одетый по-походному. Красная ленточка на шапке, автомат на плече. - Его вызвали свидетелем...
- Меня тоже зовут в Игнацей...
- Вы в самом деле видели, как подстрелили нашего парашютиста у вас в лесу?..
- Нет, это не в нашем... В Германештском. Нас туда погнали как допризывников.
- Митря говорил, что знает каких-то парней из Бравичей... Вот его и вызвали в суд. Поймали предателя. Его будет судить трибунал.
- А кто этот гад?
Какой-то заморыш из Германешт...
В Игнацей я добрался пополудни. Предателя уже успели осудить болтался на виселице, поставленной на майдане, в центре села, возле школы.
- Из-за этих свидетельских показаний военкомат дал нам двухнедельную отсрочку. Тьфу! - сердился Митря. - Не суждено мне бродить с трофейным оружием по Спериецкому лесу.
А я все не мог опомниться. Закрывал глаза - и передо мной возникало лицо предателя с вывалившимся языком...