- Ты слышишь, Тоадер?
- Слышу.
- Ну слушай. Эх, где мои годы молодые?.. Что же я рассказать хотел?
- Про молодость начал...
- Вот я и говорю - прошла молодость. Скинуть бы нам малость, годочков по двадцать, двинули бы мы с тобой на охоту. Да, когда я был парнем, ходил как-то в тайгу с настоящим охотником. В засаду. Слышишь? Ну да, слышишь, ты ведь не глухой, как я... У меня-то с непривычки сердце в пятки. А тот охотник бывалый. Вот и предлагает: "Давай заберемся на дерево". Что поделаешь? Не отказываться же... Я-то парнем был. Забрались. Не успели хорошенько притаиться, слышим, внизу рычание. Гляжу - два медведя. И что, думаешь, делают? Не поверишь... Достали по здоровенной коряге, один взобрался на кучу хвороста, полешко приложил к подбородку, еще - поперек него, вроде смычка, и давай пиликать. Наигрывает, значит, на скрипке. Другой встал на дыбы и приплясывает себе. Слышишь? Тут у меня сердце замерло... Спрашиваю бывалого охотника: "Что делать?" Тот шепчет: "Терпи".
Ничего не поделаешь. Терплю.
Вдруг слышу - топ-топ-топ... Медведи тут же попрятались за буреломом, а на поляну выскочило стадо диких кабанов. Рядышком было озерцо, мелкое такое. И вот все - кабаны, поросята - бултых в воду и ну резвиться. Визг подняли невозможный, будто и не собирались уходить отсюда.
Шепчу охотнику: "Стрельнем-ка по кабану". А он в ответ: "Еще потерпи".
Вдруг видим - стадо с визгом и топотом уходит в чащу, а в озерце остается один только жирный кабан. Лежит себе, нежится. Ну, думаю, и этого упустим, горе-охотники. Прицеливаюсь, а сосед отводит ствол.
Тут вижу: из-за бурелома к кабану крадутся медведи. Подошли сзади, и один медведь как трахнет кабана скрипкой по темени - тот и взвизгнуть не успел. Потом оба медведя взяли кабана за ноги и подтащили к куче поленьев. Медведь-скрипач уселся на убитого кабана и опять давай пиликать, а приятель его так расплясался, что земля под ним ходуном ходила.
Вдруг вижу: сосед мой целится и - бах! Прямо в голову скрипачу. Тот глянул свирепо на приятеля да как ударит его скрипкой по лбу. Сразу уложил, а потом и сам рухнул замертво... Слышишь, Тоадер?
- Слышу, не оглох.
- Эх, жаль, не молодые мы...
- Это верно, - отвечает дедушка. - А про медведей ты складно наворочал... беш-майор!
- А? Что ты сказал? - переспрашивает дед Андрей.
А я сижу, раскрыв рот, и жду, когда и мой дедушка расскажет какую-нибудь историю.
2
Весь первый пасхальный день деревенские парни били в колокола. Это единственный день, когда им это дозволено.
Но мне скоро надоел монотонный гулкий звон большого надтреснутого колокола. Я пошел на карусель. Мечтал, как головокружительно, до полного изнеможения буду кружиться с Викой. Сидеть рядом с ней, с дочкой Георге Негарэ! Во всей деревне только у нее да у ее сестры белокурые волосы. Всегда, даже летом, Вика носила белый платок, а зимой на ней было пальто с серым каракулевым воротником, на котором словно бы мороз нарисовал узоры.
Мы сдружились еще в школе. Географа у нас несколько дней не было - мы танцевали. Однажды, балуясь, оборвали карту Европы, за что нас побили линейкой по ладоням. А сегодня пусть директор школы смотрит, как мы летим на карусели, как гордо поглядываем сверху на крыши домов, на все, что было и осталось позади. Но...
Верно сказано: за большой похвалой не ходи с большим мешком... На карусели катались все кто хочешь - и малыши, что, сделав один-два круга, расплачивались парой крашеных яиц, и самоуверенные парни, что клали деньги на бочку и целыми часами катали своих зазнобушек.
Только Вики не было у карусели. Наверно, мать не пустила: все боится, как бы чего не случилось...
Ну что ж, нет так нет. Решил: пойду к Митре. Сестра его меня не интересует, просто хочу проведать - как он там, что делает... Что делает! А вдруг он празднует с другими парнями? Явлюсь я незваный, даже стула не найдется. Может, у человека гости, а тут я, как побирушка? Протянут и мне красное яичко да стакан вина через порог.
Стоял я на мосту как чужой...
Ох, этот мост! Много что мог бы он рассказать.
Обычный бревенчатый мост, ничем не отличающийся от других. Но сколько долгих вечеров провел я здесь... По нему прошли мое детство, отрочество. Я знаю на нем каждую доску настила, каждый сучок и выбоинку, каждую царапину и надрез на перилах. Наверно, много лет ему, мне кажется, столько же, сколько нашему селу Кукоара. Когда-то у моста не было перил. Потом расшатались доски, и кони храпели, не хотели ступать на мост, но, подгоняемые кнутом, несли так, что колеса подпрыгивали. Когда я был маленький, мы со сверстниками прятались под мостом, стучали палками по настилу, когда должен был проехать балагула. Кони старого еврея вставали на дыбы, дамочки в карете поднимали визг, норовили выпрыгнуть... Да, этот мост походил на все мосты, и в то же время не сравнишь его ни с одним из них. Не каждый мост расположен точно в центре села. И не от каждого одна дорога ведет к ветряным мельницам, то есть к моему дому, а другая - в Лунку, к наделу Негарэ.
- Сколько тебе платит Негарэ за то, что караулишь мост, а? Или ты уже за юбками бегаешь, беш-майор?
Пусть дед говорит, что хочет, а я даже за плату не стал бы торчать у другого моста. Ведь с этого моста видно все, что делается во дворе Негарэ. Вот бадя Георге бежит с кувшином в каменный погреб за вином. Лицо у него так и пылает, - видно, в доме гости. Здоровый он, так что вынужден согнуться в три погибели, чтобы пройти в дверь погреба. У него толстая красная шея, руки словно кувалды, но он совсем не такой пузатый, как господин Викол, начальник поста, хоть тот и гораздо моложе Негарэ. Разгадка простая - Негарэ обрабатывает землю.
Выйдя из погреба, он останавливается на подворье, осматривается кругом, как хороший хозяин, потом останавливает взгляд на мосту. И вдруг кажется, что меня зовет кто-то... Нет, не кажется... Хотя, когда очень ждешь, многое может почудиться, петушиное кукареканье и то кажется голосом знакомой девушки. Со мной такое случалось довольно часто... Но теперь я не ошибся: Негарэ помахал мне своей большой тяжелой рукой, позвал к себе.
Много раз я бывал в этом доме. Но во время праздника - впервые. Я сел возле Митри и не смел поднять глаз от тарелки с петушиным холодцом. Боялся, как бы не заметили, что я поглядываю на Вику. Легко сказать: не робей. Правда, в этом доме народ смелый, сметану ест большими ложками... Я поднял голову, решил взять закуски подешевле - натертого хрена, подкрашенного винным уксусом. Воткнул вилку в хрен, словно рогатину в копну соломы. И сколько попало на вилку, разом сунул в рот. Поперхнулся, выступили слезы на глазах. Засмеялись гости, хозяева, я же рад был бы провалиться сквозь землю! А тут еще неугомонный мой приятель Митря, который в школе носился, как бодливый баран, и головой разбивал парты, но зато не мог за несколько лет осилить десять заповедей, подзадоривал: